Юрий Черняков - На безымянной высоте
И остановился как вкопанный. Пробрался сквозь кусты и увидел небольшое лесное озеро, в котором плескались девушки. Их военная форма — медсестер и санитарок — лежала на берегу. А они безмятежно плавали, ныряли, играя друг с другом, беззаботные, как в не столь далеком детстве и как если бы не было никакой войны.
Как зачарованный, сдвинув пилотку на затылок, смотрел Малахов, приоткрыв рот и тоже забыв обо всем.
Пришел в себя, лишь услышав издали автомобильные сигналы и рев моторов. Он побежал назад, но было уже поздно. Все уехали — только пыль столбом за последним грузовиком. Он замахал руками, закричал… И тут с неба послышался рев моторов, вой сирен — и на станцию обрушились пикирующие «юнкерсы», сбрасывающие бомбы, и «мессера», поливающие из пулеметов все, что там внизу шевелилось и копошилось.
Малахов упал на землю, накрыв голову руками, потом скатился в ближайшую канаву. И замер. Это его спасло: одна из очередей прошла ровно по тому месту, где он только что лежал.
* * *…Все тот же «ЗИС-5» из хозяйства Морозова катил себе по разбитой и расхлябанной фронтовой дороге с наспех засыпанными воронками, переваливаясь на ухабах и натужно ревя мотором, — в сторону фронта, откуда доносилась глухая канонада бомбовых разрывов.
— Никак станцию бомбят, — озабоченно сказал кто-то из бойцов, кивая вперед. — Там впереди железнодорожная станция, забыл, как называется. Через день их бомбят. Не успевают пути ремонтировать да шпалы менять. Ну как в сорок первом. Где только наши ястребки, не понимаю…
Иван Безухов постучал по крыше кабины:
— Слышь, Глебушка, ты не гнал бы так. Лучше остановись здесь, от греха подальше.
* * *Степан Каморин и Михаил Полунин вели полумертвого от страха «языка» мимо приземистых блиндажей и прочих военных построек, прикрытых маскировочной сеткой, мимо насмешек и подкалывающих вопросов по поводу их ночной добычи.
— Здорово, Степа. Никак, ходил на медведя, а поймал хорька?
— А ты сам сходи. Только тебя хорек сам поймает.
— Что-то он у тебя больно дохлый…
— Так те, что здоровые, на складе давно закончились. Говорят, в этом квартале больше ни одного не будет, — огрызнулся Степан.
— Ладно тебе, — хмуро сказал ему Полунин. — Пусть пехота хоть языки почешет, если сами «языка» взять не могут…
— Им делать нечего, дрыхли всю ночь без задних ног, а тут бы отоспаться, если дадут, — хмыкнул Степан.
Наконец они добрались до штаба в бывшем здании совхозного клуба и направились прямо в кабинет начальника штаба полка. Из других комнат выглядывали любопытные, наблюдая, как их встречает исполняющий обязанности комполка майор Самсонов. Майор кивнул и пропустил их в свой кабинет.
Там еще находился переводчик лейтенант Горелов — молодой, хрупкий, интеллигентный, в очках. Самсонов хмуро оглядел немца:
— Докладывай, Каморин… Похуже там не нашлось?
Тот крякнул.
— Так что, товарищ майор, хочу, во-первых, сказать, что опять взаимодействие разных родов войск хромает! Опять свои по дороге домой обстреляли. — Он продемонстрировал продырявленную пилотку. — Говорят: мол, это новобранцы. Оно конечно, новобранцы — дело нужное, только я так понимаю, нам теперь никакие немцы не нужны, с таким пополнением. Сами себя перестреляем…
Самсонов недовольно насупился.
— Нас с тобой не спросят… Ну и ты не преувеличивай… Сам когда-то вот так же начинал, только забыл… Ладно, разберемся…А сейчас идите отдыхайте… — Он прикрыл дверь за разведчиками.
Затем сел за стол, жестом кивнул пленному, тот тоже сел. Горелов остался стоять.
— Костя, начнем. Как всегда, его фамилия, имя, номер части…
Горелов заученно перевел на немецкий.
— Ганс Фихте. Резервист. Номер части не помнит.
— Никак, Каморин память ему отшиб, — хмыкнул майор. — Хоть не забыл, как зовут, и то хлеб.
3
На дороге отчаянно голосовал какой-то солдат, все другие машины шли мимо, и только одна полуторка «ЗИС-5», та самая, из Четырнадцатого полка, затормозила.
Но не просто затормозила, а начала юзить по глине, пока не застряла задними колесами в небольшой воронке, заполненной водой.
Водитель выглянул из кабины:
— Мать твою так, рядовой, необученный… Как всегда, захочешь подбросить кого по доброте душевной — и обязательно вляпаешься в яму по самое некуда… А ну, славяне! Все слезайте! И дружно! На счет раз! И ты, рядовой, необученный, что смотришь, помогай, из-за тебя застряли…
Пассажиры стали молча выпрыгивать из кузова, потом принялись беспорядочно толкать грузовик сзади и сбоку. В числе пассажиров была и та самая девушка, Оля Позднеева, с нашивками младшего сержанта. Она морщилась, стараясь не попасть под грязь, вылетающую из-под буксующих колес.
Малахов, из-за которого все и случилось, стоя сзади, взялся командовать: «Раз-два, взяли! Еще раз, взяли!»
И вдруг бесцеремонно отодвинул старшину Безухова, чтобы пристроиться сзади к девушке.
Так они впервые встретились, Оля и Коля, и впервые взглянули друг на друга. Она пренебрежительно его оглядела и немного отодвинулась, а он приоткрыл рот от неподдельного восхищения.
Малахов был стрижен под ноль, в новенькой форме, салага, можно сказать, если бы не наколки на кистях рук, указывающие на уголовное прошлое, плавно перешедшее в опасное настоящее. И вполне сошел бы за трудного переростка-второгодника, недавно из детдома.
Наконец машину вытолкнули. Все полезли в кузов. Малахов попытался подсадить девушку сзади, но она его резко оттолкнула.
— Лучше товарищу старшине помоги, — сказала она. Тогда Малахов легко вскочил в кузов первым, кинув
на сиденье вещмешок, помог старшине, после чего бесцеремонно отодвинул в сторону молоденького солдатика: «Занято, не видишь?» — и галантно подал девушке руку, чтобы усадить ее рядом.
— Будем знакомы, товарищ сержант. — Он протянул ей руку. — Рядовой Малахов. Можно просто Коля.
Она надменно смерила его взглядом и отвернулась. Остальные молча, с интересом наблюдали за этим дорожным ухаживанием.
Малахов, чувствуя это общее внимание, ничуть не растерявшись и ни капли не сконфузившись, непринужденно положил руку ей на плечо и, стараясь к ней тесно прижаться, стал что-то нашептывать, норовя положить вторую руку на ее колено.
Но девушка неожиданно и умело провела болевой прием, и рядовой Малахов вскрикнул от боли.
— Ты чего, в натуре, живую силу выводишь из строя, как же воевать теперь буду?
— Товарищ рядовой, оставьте товарища младшего сержанта в покое, — сказал, приоткрыв глаз, старшина Иван Безухое.