Татьяна Бурцева - Западня для князя
— Бог в помощь, Елистрат, — приветствовал кузнеца сотник.
— Здорово, Егор! Давно не виделись. Почто приехал?
— Долго рассказывать, лучше помоги-ка.
— Если смогу — помогу, а если нет — не обессудь.
— Вот, посмотри-ка, — Георгий показал Ели-страту стрелу, — чья работа?
Кузнец повертел стрелу, пощупал пальцем наконечник, провел рукой по оперению. Видно было, что он озадачен.
— Стрела-то вроде русская, но на татарский манер. Видел я в Орде таких мастеров. — Елистрат задумался. — Точно, татарин делал. Откуда вещичка? — спросил он.
— Этой стрелой был убит нукер мурзы Усмана, что к нам народ переписывать ехал.
Кузнец посерьезнел.
— Видать, неладно в Орде дела идут, если татарин льет кровь татарина.
Сотник потер подбородок.
Я знаю объяснение попроще. Обманул меня Семён: его татар это работа, а речь про то завел, чтобы меня с толку сбить.
Однако в душе его грыз червь сомнения. Уж очень хотелось поверить странному лесному разбойнику.
На рассвете Георгия разбудили тычки в бок и детский шепот.
— Вставай, дяинька, вставай, татары закопошились.
Георгий тут же открыл глаза, встал, опоясался мечом и тихонько отправился за мальчуганом. Татары и впрямь собирались.
Георгий тихо разбудил своих людей. Они ночевали недалеко и были готовы в любой момент отправиться в путь. Тихо проводили татар, через небольшое время отправились вслед. Дорогу не потеряешь: так все развезло, след отряда и в предрассветной мгле видать. Тем более Георгий догадывался, куда направлял своего коня Рушан-бек.
Нагнали их уже ближе к вечеру. Большому отряду по русским дорогам тяжело было передвигаться, поэтому сотник не спешил.
Татары встали лагерем и не торопясь занимались каждый своим делом.
Георгий уже полчаса из засады наблюдал затем, что творилось в татарском стане. Все было как обычно, готовилась еда, проверялось оружие, коням засыпали корм. Некоторые дремали у костров. Сотник собрался было отползти и вернуться к своим, как вдруг заметил движение. Все чувства мгновенно обострились.
К палатке Рушан-бека вели пленного — молодого паренька. Георгию он показался смутно знакомым. Сначала он подумал, что это один из жителей городища, но, присмотревшись повнимательнее, подумал, что скорее всего он похож на одного из разбойников, у которых сам побывал в плену.
Паренек был очень молод, почти как ратник, что лежал справа от Георгия. Держался он неплохо, но было видно, что боялся.
Из палатки не спеша вышел Рушан-бек и приступил к допросу. С такого расстояния слов было не разобрать. Георгий напряг зрение, чтобы по губам прочитать слова. Видно было, что допрос шел не так, как хотелось начальнику отряда. Один из воинов пошел калить железо. Лицо паренька перекосилось. Георгий почувствовал, как его молодой ратник рядом весь подобрался.
— Я сгоняю за подмогой? А? — спросил с надеждой он.
— Нам все равно не справиться с ними. Там почти сотня воинов. — Георгию тяжело давались эти слова.
— Неужели мы так и бросим нашего? — Молодой воин был в отчаянии.
— Мы можем положить весь отряд, но парня не спасем. — Лицо Георгия стало суровым. У них было другое дело. И если они его не выполнят, жертв будет гораздо больше.
— Сейчас мы ему ничем не можем помочь, — добавил он.
Крик долетел до их убежища, заставив сердца сжаться.
Георгий опустил голову на руки. Они почувствовали влагу — лоб покрылся испариной. Образы снова затеснились в голове, не уступая место друг другу.
«Кто твой коназ? Сколько дружины?»
Ломаная русская речь.
Чужие лица.
Где он?
Кругом враги…
В плену.
Руки туго связаны, так что уже затекли.
Боль.
Я ранен. Попал в плен… не помню…
Что со мной? Сколько времени прошло с битвы?
Боль.
Жуткая боль.
«Кто твой коназ?»
Враги… кругом враги… надо терпеть…
Снова боль. Что-то горит… Я?
«Кто твой коназ? Сколько у него богаду-ров? Отвэчай!»
Голова мотнулась в сторону, лицо онемело.
Я скоро умру… еще чуть-чуть потерпеть…
Улыбается мать.
«Ты мой сыночек, храбрый мальчик. Смотри, обжегся и не плачешь».
Я улыбаюсь.
Русская речь. Вот он — предатель.
«Он не скажет. Оставьте его — этот вой слишком слаб. Того гляди кончится».
«Давай следующего, из этого сделаю своего раба».
«Лучше добейте. Из русских выходят плохие рабы».
Смех.
«А ты?»
Георгий отослал молодого дружинника, чтобы тот предупредил остальных, а заодно не видел того, что творилось на прогалине. Велел ждать, а сам остался наблюдать. Момент, когда татары двинутся дальше, нельзя было упускать. Между тем допрос пленного продолжался.
Сгущалась темнота.
Он не знал, сколько времени плелась длинная вереница изможденных, скованных по парам на одной цепи людей. Георгий потерял счет дням. Если глянуть вниз глазом сокола, их колонна напоминала змею, которая уже почти издохла, но еще ползет.
В колонне шли и мужчины, и женщины, и дети. Мужчины были почти сплошь в колодках. Георгия миновала эта участь, так как он был ранен и от слабости и так еле плелся. Справа чуть спереди шла Ульяна. Красивая молодая женщина. Муж служил в дружине князя. На деревню напали и увели в полон чуть раньше сражения, в котором русичи были разбиты. Про ее мужа Георгий ничего не знал. Возможно, его уже не было в живых, но ей он не спешил об этом говорить. Пусть надеется. Надежда придает сил.
Все устали и еле передвигали ноги. Татары спешили домой. Князь мог собрать силы и пуститься вдогонку. Даниила в Орде побаивались.
Наконец объявили привал. Люди попадали на землю кто где был. Татары расселись кружками чуть поодаль. Некоторых пленных сняли с общей цепи, чтобы они дали напиться и поесть другим.
Георгий присел вместе с остальными на краю дороги, склонив голову на колени. Чуть вдалеке начинался лес. Георгия повлекло под его прохладу. Если освободиться от цепей, можно броситься в лес. Пусть попробуют догнать.
Хоть он и слаб. Да и не станут. Много рабов. Торопятся. Он представил, как бежит между елей. Добежать до леса — там затеряется.
Руки и ноги немилосердно болели — стерты в кровь. Не до конца зажившие раны тоже ныли. Машинально он потер плечо — там, где остался свежий след от ногайки.
— Что болит? — спросил рядом женский голос.
Георгий поднял голову. Перед ним стояла Ульяна.
— На, напейся и поешь, — она протянула ему чашку воды и кусок хлеба.
— До свадьбы заживет, — ответил он, беря хлеб.
Ульяна уже пошла дальше.
