Месть – блюдо горячее - Николай Свечин
Дубровин победно посмотрел на питерца:
– Плакали ваши денежки, Алексей Николаич. Эх, надо мне было соглашаться на сотню!
Дьяконов рассудил:
– Убедительно, весьма даже. Как, господин командированный?
– Остаюсь при своем мнении. Вот завтра начну месить вашего Сухоплюева, он и расколется. Зачем ему подозрения в убийстве? Билета уже нет…
Саратовцы посмеялись над гостем, и он ушел.
Утром в номер к Лыкову постучался Дубровин и закричал с порога:
– А вот не допросите вы Ваньку!
– Это отчего же?
– А он только что сбежал.
Статский советник сел на диван и приказал:
– Докладывайте.
Главный сыщик начал рассказывать:
– Сегодня утром городовой повел Сухоплюева на допрос к судебному следователю…
– Откуда повел?
– Из отделения губернской тюрьмы на углу Большой Сергиевской и Садовой. Вот. Проходя мимо табачной лавки на Ильинской площади, арестованный дал городовому рубль и попросил купить ему табаку. Сдачу, мол, возьми себе…
Питерец с досадой стукнул себя кулаком по колену:
– Вот дуроплясина! Гнать таких надо со службы!
– Как есть дуроплясина, – согласился саратовец. – Парень прельстился этой сдачей и вынес Ваньке пачку ростовского табаку. Тот, ясное дело, сразу же ее распатронил и кинул горсть конвойному в глаза. После чего убежал.
Сыщики минуту молча сидели, потом Иван Дмитриевич добавил:
– Своим побегом Сухоплюев доказал мою правоту. Он убил бывшего околоточного, труп спрятал или уничтожил, а дорогостоящий билет скрывает.
– Надо поставить на уши весь Саратов, – заговорил командированный. – Притон за притоном, денно и нощно.
– Если Ванька убил, то он сбежит прочь. Не станет дожидаться лиха, а задаст лататы куда-нибудь в большой город наподобие Царицына.
– Вы ищите по своим возможностям, а я по своим, – насупился Алексей Николаевич. В глазах собеседника он прочитал вопрос: какие у тебя тут возможности, заезжий турист?
В результате весь день Лыков с Азвестопуло провели в тюрьмах. В Саратове было аж два исправительно-арестантских отделения. Первое соседствовало с временно-каторжной тюрьмой, а второе – с губернской. Сыщики обошли оба, допрашивая членов шайки Ивана Сухоплюева, которые попались вчера вместе с ним.
В первом отделении, что на Московской площади, сыщикам не повезло. Двое помещенных туда воров оказались людьми тертыми и несговорчивыми. Питерцы ушли оттуда несолоно хлебавши. Но во вторых ротах, которые находились на Московской улице, им подфартило. Туда сунули самого молодого учетного, двадцатилетнего парня из крестьян по фамилии Сундуков. Увидев его, сыщики воспряли духом.
Лыков начал первым:
– Что умеешь делать?
– Пахать, косить… – Парень старался казаться спокойным, но было видно, что он волнуется.
– В арестантских ротах пахать нечего. Вот умеешь ты, к примеру, вязать веревочные кружки?
– Какие кружки?
– Ну, такие, знаешь, об которые при входе грязные сапоги обтирают. Не видел разве никогда?
Сундуков окончательно смешался:
– Видел, ваше благородие. А что?
– Получишь ты по суду года четыре и сядешь в каземат. Четыре года – это очень долго… И денег нет, а без денег там плохо. Шамовка дрянь, хочется калачика с колбаской, а купить не на что. Пойдешь проситься в мастерские, чтобы хоть что-то заработать. Вот я и спрашиваю: каким ремеслом владеешь? Крестьянские навыки тебе теперь не скоро пригодятся.
Сбоку поддал Азвестопуло:
– Начальник твой, Сухоплюев, сбежал, а тебя здесь бросил. Будешь отдуваться и за себя, и за него. А он сейчас где-нибудь в кабаке фортуплясы запускает, водкой угощается. Разве это справедливо?
– Иван Капитонович убежал? – поразился молодой. – Когда? Как?
– Сегодня утром. Кинул в глаза конвойному горсть табаку, только его и видели. Помоги нам его найти, и получишь облегчение. Не четыре года сидеть, а всего год-полтора.
Учетный сжался. А сыщики начали трындеть ему в оба уха, что маз его подвел, бросил, теперь решается его судьба, и, кроме питерцев, никто парня не спасет. Затем Алексей Николаевич усадил допрашиваемого перед собой и принялся спокойным голосом, намеренно негромко, расспрашивать:
– Вспомни все, что видел или слышал. Нам важно найти укрытие твоего бывшего атамана. Поможешь нам – поможешь себе.
– Но что, что вспомнить? – впал в отчаяние Сундуков. – Я ж у них на побегушках был, на стреме стоял. Дуван когда делили, мне меньше всех давали.
– Видишь, а ты их покрываешь. Я ведь опытный человек, сразу вижу: ты не как они. И умнее их, и лучше. Давай, вспоминай.
Недотепа задумался и стал рассказывать все подряд, что лезло в голову. А командированные внимательно слушали. Наконец парень вспомнил, что к мазу часто приходил какой-то мужик в подбитой мехом фуражке-московке. Сухоплюев встречал его одной и той же фразой: «Здорово, монах, в синих штанах!»
– Дружок его? – уточнил статский советник.
– Ага.
– А почему монах и в синих штанах?
– Так на нем были такие.
– Что еще вспомнишь?
– Дядька этот не иначе лошадник. Из кармана овес вынимал и на зуб пробовал, плохой или хороший.
Больше ничего стоящего Сундуков вспомнить не мог и был отправлен обратно в камеру.
Питерцы поехали на Приютскую и сообщили свои открытия саратовским коллегам. Дубровин недоумевающе спросил:
– Кто сейчас ходит в синих штанах? Стареющие саврасы[85]!
Алексей Николаевич уже обдумал новость и спросил о другом:
– В городе есть кавалерийские части?
– Только казачий полк.
– Думаю, синие штаны – это кавалерийские шаровары. Тот, кто их носит, отставной драгун или что-то подобное.
– А овес?
Лыков и этому дал объяснение:
– Овсяные лавки открыты круглосуточно, потому как надо постоянно продавать овес извозчикам. Мы в Петербурге часто ловим их владельцев как сообщников фартовых. Они укрывают ночью шайки, предоставляют разбойникам блатноги[86]. Увезти гайменников с места преступления, помочь спрятать труп – все их работа.
Побединский даже вскочил:
– Я понял! На Михайло-Архангельской площади есть овсяная лавка, хозяина звать Полиевкт Закрепа. А кличка – Драгун!
– Надо с ним срочно познакомиться, – обрадовался Алексей Николаевич. – Предлагаю поехать прямо сейчас.
– Пока доедем – стемнеет, – возразил Побединский.
Но его начальник уже вынимал из стола револьвер:
– Быстро за мной!
Сыскные подобрались к нужному месту улицей, которая по иронии судьбы называлась Полицейская. Лавка стояла на углу с Часовенной. Возле ворот столпилось несколько пролеток и ландо – извозчики покупали корма.
Шесть человек заскочили во двор мимо ошарашенных ванек с криками «ни с места!». Лыков на этот раз не возглавлял команду, а шел последним. Дубровин с подчиненными ломились через парадную дверь. А статский советник обежал дом и ворвался с черного хода, рассудив, что именно туда бросится спасаться маз. И