Коммодор Хорнблауэр - Сесил Скотт Форестер
Подошёл Буш, очевидно направленный сюда Монтгомери — вахтенным офицером. Он прочитал записи о скорости корабля, сделанные Монтгомери на грифельной доске, затем внимательно оглядел берег на траверсе и прошагал, тяжело ступая, на правый борт шканцев, где и отдал Хорнблауэру честь.
— Ревель или Таллин, как он называется на этих шведских картах, сэр — полагаю в двадцати пяти милях к юго-востоку, сэр. Эта земля, виднеющаяся по левому борту — северная оконечность острова Найсаар или как это произносится.
— Благодарю вас, капитан Буш.
Хорнблауэр даже ощутил соблазн сорвать своё плохое настроение на Буше; он мог представить себе довольно отчетливо, какой расстроенное и обиженное выражение примет его лицо в ответ на саркастическое замечание по поводу того, что он неправильно произносит иностранные названия и при этом делает это с полной уверенностью в своей правоте. Буш всегда был целью лёгкой и удобной, с точки зрения достижения наглядных результатов. Буш стоял перед ним, ожидая приказов, а Хорнблауэр все еще боролся с искушением. Было даже забавным заставлять его ждать; Хорнблауэр предполагал, что Буш нервно размышляет, что за дьявольщину на этот раз придумал его коммодор. Затем, в приливе раскаяния, Хорнблауэр ощутил презрение к себе. Было уже достаточно гадко, что неизвестный вахтенный офицер на шлюпе Виккери вынужден был выслушивать выговор только из-за того, что его коммодор слишком озабочен судьбой Броуна; гораздо хуже было бы, если бы преданный и умный Буш должен был бы находиться в нервном напряжении из-за того же.
— Курс на Кёнигсберг, капитан Буш, с вашего позволения.
— Есть, сэр.
Раскаяние Хорнблауэра зашло столь далеко, что он снизошёл до объяснений, почему он принял такое решение.
— Данциг, Кёнигсберг и Восточная Пруссия являются операционными базами Бонапарта. Армия, которую он собирается в Польше, снабжается по реке и каналу, проходящему здесь — между Вислой, Прегелем и Мемелем. Мы пойдем и посмотрим, не удастся ли нам всунуть палку в колесо Бонапарта.
— Есть, сэр.
— Сегодня утром я проведу общее учение эскадры по маневрированию.
— Есть, сэр.
Буш просто просиял от этой замечательной разговорчивости своего непредсказуемого начальника. Он обладал необычайным долготерпением, но его положение офицера следующего за Хорнблауэром по старшинству, вполне оправдывало его желание быть допущенным к секретам коммодора. В конце-концов, шальная пуля, кусок упавшего рангоута или приступ болезни легко могли превратить его в командующего всеми силами эскадры — и тем не менее, он оставался благодарным за любые крупицы информации, которыми Хорнблауэр соблаговолил поделиться с ним.
Буш со штурманом определились с выбором курса и «Несравненный», развернувшись, лёг на левый галс. Корабль шёл вперед под пирамидами парусов, выбранные втугую снасти запели на ветру, и Хорнблауэр перешёл по шканцам с правого борта на левый, наветренный, на что имел полное право как старший офицер. Он оглянулся на остальную эскадру; каждый из кораблей поочередно менял галс, следуя в кильватер за лидером — «Лотос» и «Ворон», «Мотылёк» и «Гарви». С ними не было «Клэма» — он остался в Кронштадте, чтобы присоединиться к эскадре позже, со всеми новостями, которые сможет собрать Уичвуд, — но и пяти кораблей было вполне достаточно для отработки маневрирования.
— Принесите мне сигнальную книгу, — приказал Хорнблауэр.
Флаги поднялись по фалам, каждый сигнал, пока не был развернут, представлял собой цепочку чёрных шаров, словно стайка птиц в полете. Но с других кораблей за ними внимательно следили в подзорные трубы; натренированные глаза умудрялись прочесть сигнал даже по свёрнутым флагам и бдительные офицеры заблаговременно приказывали приготовить ответные сигналы, чтобы поднять их, не теряя ни секунды. Эскадра последовательно повернула на новый галс, развернувшись в строй пеленга, затем корабли вновь последовательно привелись к ветру и вытянулись в кильватерную колонну. Они убавили парусов в соответствии с ходом флагмана — на каждом из них по реям было послано максимально возможное количество моряков, чтобы вновь вступить под брамсели и бом-брамсели, как только новые намерения коммодора станут ясны. На эскадре брали одинарные, а позже — двойные рифы, а после вновь распускали паруса. С кораблей вываливали и спускали шлюпки с вооруженными абордажными партиями, чтобы затем поднять их обратно. А в это время на пушечных палубах матросы открывали порты, выкатывали пушки, крепили их, снимали крепления и закатывали орудия, повторяя это снова и снова.
На фалах «Несравненного» расцвел новый сигнал, предваряемый номером «Ворона»: «Коммодор капитану. Почему не выполняете мой приказ?»
В подзорную трубу Хорнблауэр заметил, что на «Вороне» не полностью закрепили пушки — его пушечные порты не были закрыты запорами, очевидно, чтобы быстрее открыть их, если будет получен соответствующий приказ. Хорнблауэр видел, что порты слегка приоткрывались при крене шлюпа, более того, насколько он мог видеть по работе орудийных расчетов, моряки не разводили и не крепили должным образом пушечные тали, что давало им добрых пять секунд форы перед другими кораблями. Со стороны Коула было глупо использовать такой старый трюк, который, к тому же, так легко было разоблачить; то, что он пристыдил «Ворон» перед всей эскадрой, было абсолютно правильно. Больше половины маневров было направлено на то, чтобы повысить сообразительность капитанов. Если они смогут предугадать действия своего коммодора, что ж, тем лучше — тем больше вероятность, что им удастся предугадать действия французов, если им доведется с ними встретиться.
На «Вороне» спешно задраивали орудийные порты и крепили пушечные тали. Чтобы урок действительно пошёл впрок, Хорнблауэр выждал до тех пор, пока не убедился, что приказ дошёл до пушечной палубы шлюпа и сразу вслед за этим приказал выдвинуть пушки. Новый сигнал последовал так быстро, что захватил команду «Ворона» врасплох — Хорнблауэр мог себе представить какими проклятьями сыпали офицеры «Ворона» на пушечной палубе — и на этот раз шлюп на полные семь секунд позже других кораблей эскадры поднял сигнал об окончании эволюции. Комментарии были излишни, — теперь все на «Вороне» знали, из-за чего это случилось, и ещё один выговор мог бы уронить авторитет Коула в глазах команды.
Это утро было хлопотным для всех моряков эскадры и Хорнблауэр, вспоминая времена, когда он сам был мичманом, мог хорошо представить себе чувство всеобщего облегчения, которое охватило всех, когда в полдень он приказал поднять сигнал к перестроению в походный ордер и дал командам возможность пообедать. Стоя на шканцах Хорнблауэр наблюдал, как матросы «Несравненного» выстраивались, чтобы получить свою порцию спиртного: жаждущие оживленно теснились, сжимая в жилистых
