Александр Баренберг - Голем. Книга первая

Тащились из-за телег медленно, и путешествие грозило растянуться на неделю. На четвертый день, недалеко уже от границ Баварского герцогства, все и случилось. Вначале показался привычный уже таможенный пост, стоявший на границе владений очередного мелкого феодала. Но я сразу заметил среди обычных стражников разодетого типа в сопровождении пары всадников, никак не вписывавшегося в компанию простых солдат, сидевших обычно на таких пунктах. Мы уже собрались заплатить привычный дорожный налог, как этот всадник важно подъехал к нам и заявил, что по новому указу владельца этих земель барона фон какого-то там евреи, везущие товар по его территории, должны уплатить налог размером в пятую часть его стоимости.

От такой наглости я потерял дар речи. А когда тот ко мне вернулся, я высказал все, что думал о том, в каком именно месте видел барона с его указами, а также выдвинул версию об интимной связи мамы вышеозначенного барона с одним из козлов на скотном дворе их родового замка. Благо словарный запас в этой области у меня был сильно обогащен еще во время совместной работы с пахарем Гансом. Действительно, а что делать? Платить глупо, объезжать земли барона еще глупее — круговой путь займет несколько дополнительных дней. И, к тому же, не факт, что объезд поможет: за всем этим явно просматривался "привет" от моего закадычного друга — мюнхенского епископа. Вряд ли провинциальный барон решился бы на такой откровенный грабеж без поддержки.

От моих слов уже потерял дар речи всадник. А потом вдруг как выхватит меч — и ко мне! Надо же, какой впечатлительный! Подумаешь — слегка оскорбил его сюзерена! Под рукой у меня имелся только мой арбалетик, но зарядить его я не успевал. Так же, как достать меч — парень действовал резво, а у меня автоматический навык еще не выработался. Его клинок уже поднимался над моей головой, когда раздался свист и кисть руки с зажатым в ней мечом упала на землю. Это успел среагировать Олег. Баронский посланец заорал, зажимая страшную кровоточащую культю. Командир наемников спокойно, буднично так, обтер меч и убрал его назад в ножны. Я около полугода назад своими руками убил двоих, но, тем не менее, от этого зрелища стало нехорошо. А Олегу — хоть бы хны! Что значит — профессионал! Но, почему-то, в данном случае зависти я к нему не испытывал.

Офонаревшие от развития событий солдаты на посту даже не подумали вступиться за обиженного. Что было не удивительно — они не обладали ни количественным, ни, тем более, качественным превосходством. Так что желания помереть за своего барона не продемонстрировали. Я молча бросил на чурбак, заменявший таможенникам стол, шесть геллеров — обычный дорожный налог за три телеги, и мы спокойно проехали мимо посторонившихся стражников.

Спустя минут десять я, Цадок и Олег собрались у крайней телеги обсудить дальнейшие действия. Было предельно ясно, что такую наглость нам с рук не спустят. Если до этого имелась хоть теоретическая возможность как-то договориться с бароном мирно, то после моей выходки никаких шансов на это не осталось. Тут Цадок укоризненно посмотрел на меня и я потупил взгляд, так как тот был совершенно прав. Да, признаю, меня несколько занесло, возможно потому, что после сокрушительных побед над мюнхенскими противниками у меня возник комплекс превосходства над окружающими. И зря — ситуации бывают разные. Надо бы все-таки держать себя в руках! Теперь сюзерен искалеченного бойца сочтет, что ему нанесена смертельная обида, смыть которую можно только кровью. Как минимум — моей. Уйти мы не успеем, сколько не подстегивай лошадей — эти телеги еле тащатся. Но повода для особой паники я не видел — у нас достаточно средств справиться с отрядом численностью в двадцать-тридцать копий. А больше мелкому феодалу не собрать.

Догнали нас часа через четыре. Когда в паре километров сзади из-за поворота выскочила объятая вырывавшимся из-под копыт пылевым облаком группа всадников, мы, действуя по предварительно согласованному плану, составили телеги треугольником и укрылись в получившемся укреплении. Все члены нашего отряда, кроме меня, были весьма опытны в проведении подобных мероприятий, поэтому оборонительные приготовления завершились задолго до приближения врагов.

Отряд противника, рыл в двадцать или чуть больше, но все в кольчугах, закрытых шлемах и с копьями, притормозил за сотню метров до нас и я не стал давать команду на метание гранат и стрельбу из арбалетов, как собирался вначале. Если барон хочет вести переговоры — пусть. Отчего бы и не поговорить для начала? Так и случилось.

Всадники остановились в метрах тридцати от нас, а рыцарь с веником из павлиньих перьев на шлеме в сопровождении пары спутников подъехал еще ближе. Барон (а это был, видимо он, кто же еще?), не снимая шлема, картинно воткнул копье наконечником в землю и заорал:

— Эй вы, свиньи! Если вы немедленно сдадитесь, то я буду настолько милостив, что подарю злословившему обо мне Артуру легкую смерть, а остальным — возможность заплатить выкуп и остаться в живых! Бросайте оружие!

Действительно, по-божески еще. Мог бы и всех перебить, но решил проявить благородство. Хотя, скорее, просто рассчитывал таким образом больше пополнить бюджет баронства. Вон, такую ораву тяжеловооруженных всадников содержать — одно разорение, наверное! Я бы, несомненно, принял его условия — ловить при таком соотношении сил было особенно нечего. Если бы, конечно, не пахал, как проклятый, последние пять месяцев, создавая новые вооружения. Поэтому я лишь склонился к лежавшему на телеге Олегу и тихо спросил:

— Как ты думаешь, павлиньи перья на шлеме помогут его голове в полете?

Галицийский десятник понимающе улыбнулся и поднес зажигалку к стреле-гранате, давно уже лежащей на его арбалете, замаскированном среди набросанных на телеге мешков. Которым он, надо сказать, владел мастерски. Я повернулся к ждущему ответа барону:

— Ты что-то там говорил о легкой смерти? Тогда держи ее!

Щелкнула тетива арбалета, и стрела, дымя подожженным запалом, мгновенно впилась рыцарю в шею аккурат под срезом ведерообразного шлема. Двадцать метров для такого опытного стрелка, как Олег — не дистанция, а кольчужный воротник для арбалетной стрелы — не препятствие. Поэтому стрела вонзилась глубоко, так, что не только наконечник, но и утолщение гранаты вошли в горло. Всадник пошатнулся в седле, но упасть не успел — через секунду раздался взрыв и голова барона, отделившись от тела и красиво помахивая в полете султаном из изумрудных павлиньих перьев, приземлилась на полпути между остальным телом и нашими телегами. Одного из баронских оруженосцев, сидевшего на коне вплотную к своему сеньору, взрывом выбросило из седла, и он, контуженный и раненый обрывками кольчуги барона, беспомощно копошился на земле. Лошадь второго от испуга понесла, так что ему стало не до нас. Толпившиеся сзади основные силы отряда при виде случившейся с хозяином неприятности, в ужасе попятились. Видимо, их смутило не столько то, что произошло с ним — все мы смертны, и даже сеньоры, кому, как не профессиональным воякам этого не знать, сколько способ, с которым его голова рассталась с телом. Такого они еще точно не видели.