Гэри Дженнингс - Сокровища поднебесной

— А что насчет подписи?

— Похоже, она настоящая.

— Пошлите за мастером yin!

— Никто не должен покидать этой комнаты.

Хубилай услышал это и одобрительно кивнул, а стражник отправился за мастером. Все это время министры продолжали приглушенно галдеть, спорить и пытаться внушить друг другу, что произошло какое-то недоразумение. Я услышал, как кто-то с пафосом произнес:

— Это слишком скандально, чтобы поверить.

— Но ведь был уже подобный случай, — возразили ему. — Помните, несколько лет назад мы и сами покорили государство Каппадокия благодаря похожей уловке. Там тоже доверенный главный министр турок-сельджуков тайно привлек на свою сторону нашего ильхана Персии Абагу, чтобы тот помог ему свергнуть законного царя Килиджа. Но тогда предатель достиг своей цели, а выскочка Абага присоединил Каппадокию к Монгольскому ханству.

— Да, — заметил еще кто-то. — К счастью, тогда были совсем иные обстоятельства. Абага держал все в тайне не для собственного возвеличивания, а для выгоды великого хана Хубилая и всего ханства.

— Вот идет мастер yin.

Поторапливаемый стражниками, старый мастер yin шаркающей походкой вошел в зал ченга. Ему показали бумагу. Бросив на нее всего лишь беглый взгляд, он объявил:

— Я не могу ошибиться: это моя работа, господа. Это действительно yin, которую я вырезал для министра малых рас Пао Ней Хо.

И опять поднялся шум. Одни кричали: «Вот!», другие: «Выходит, все это правда!», а третьи: «Ну, теперь не осталось никаких сомнений!» — и при этом все смотрели на Хубилая. Он набрал полную грудь воздуха, сделал медленный выдох и затем вынес приговор:

— Стражники! — Те мгновенно вытянулись по стойке «смирно» и с глухим звуком дружно стукнули копьями об пол. — Ступайте и приведите сюда главного министра Ахмеда-аз-Фенакета.

Они снова стукнули своими копьями, развернулись и затопали прочь, но Хубилай остановил их, задержав на мгновение, и повернулся ко мне.

— Марко Поло, кажется, ты еще раз сослужил службу нашему ханству… впрочем, на сей раз совершенно случайно. — Хотя эти слова и звучали как похвала, но, глядя на выражение лица Хубилая, можно было подумать, что я на подошвах своих сапог принес с улицы в зал собачье дерьмо. — Вот что, Марко. Ступай со стражниками и сам обратись к главному министру с официальным приказом: «Подымись и иди, мертвый человек, потому что Хубилай, хан всех ханов, желает услышать твои последние слова».

Итак, я отправился, как мне было приказано. Однако великий хан не приказывал мне вернуться в ченг вместе с арабом, и так уж случилось, что мне и не довелось этого сделать. Я с отрядом стражников явился в покои Ахмеда и обнаружил, что входная дверь не охраняется и широко распахнута. Мы зашли внутрь, и выяснилось, что все его стражники и слуги застыли на месте, тревожно прислушиваясь и мучаясь в нерешительности перед закрытой дверью в его спальню. Когда мы появились, все зашумели, приветствуя нас, и принялись благодарить Тенгри и восхвалять Аллаха за то, что мы пришли. И лишь через некоторое время мы наконец их успокоили и смогли получить связные объяснения по поводу того, что происходит.

Wali Ахмед, сказали они, весь день пробыл в своей спальне. Вообще-то в этом не было ничего необычного, потому что он часто брал работу на ночь и продолжал работать после того, как просыпался и завтракал; Ахмед любил заниматься делами, уютно расположившись в постели. Но в тот день из спальни раздались необычные звуки, и после некоторого колебания служанка подошла к двери, чтобы удостовериться, что все в порядке. Ей ответил голос, похожий на голос wali, но необычно высокий и нервный, который приказал: «Оставьте меня в покое!» Странные звуки затем снова возобновились и продолжились: хихиканье, которое переходило в дикий смех, визг, хныканье, переходившее в стон и рычание, снова смех и тому подобное. Слушатели — к тому времени у двери собрались почти все слуги Ахмеда — не в состоянии были решить, что выражают эти звуки — удовольствие или физическую боль. К настоящему моменту это уже длилось несколько часов; они время от времени взывали к своему хозяину, стучали в дверь, пытались открыть ее и заглянуть внутрь. Но дверь была закрыта плотно; слуги как раз обсуждали, уместно ли будет сломать ее, когда, к их облегчению, появились мы и спасли их от принятия какого-либо решения.

— Послушайте сами, — предложили слуги, и мы с начальником стражи прижались ухом к створкам двери.

Спустя некоторое время начальник стражи сказал мне с удивлением:

— В жизни не слышал ничего подобного. А вы?

Я слышал, но это было давно. Во дворце багдадского шаха я как-то наблюдал в глазок, как заключенная в гарем молоденькая девчонка совращает отвратительного волосатого самца шимпанзе. Звуки, которые я слышал теперь, очень напоминали те — девчонка бормотала нежности и всячески поощряла самца, а обезьяна в недоумении что-то невнятно тараторила. Его бормотание и ее стоны по завершении полового акта, все это перемешалось с короткими выкриками, взвизгиванием от боли, потому что самец, стараясь удовлетворить девушку, неуклюже покусывал и царапал ее.

Однако начальнику стражи я об этом не рассказал, а лишь предложил:

— Пусть ваши люди уберут из покоев всех слуг. Мы должны арестовать министра Ахмеда, но нам нет нужды унижать его перед слугами. Да и его охрану тоже лучше отослать. У нас достаточно своих стражников.

— Ну что, заходим внутрь? — спросил начальник стражи, когда все было сделано. — А вдруг мы пришли не вовремя и wali это не понравится?

— Разумеется, заходим. Что бы там ни происходило, великий хан желает видеть этого человека, и немедленно. Так что ломайте двери.

Я приказал убрать всех свидетелей не потому, что беспокоился за чувства Ахмеда, а потому, что волновался за себя, поскольку ожидал, что найду там своего дядю. К моему огромному облегчению, дяди там не оказалось, а араб пребывал в таком состоянии, что ему не было дела до унижений.

Он лежал голый на кровати, его коричневое сухопарое потное тело корчилось в массе собственных нечистот. Простыни на его кровати в тот день были из бледно-зеленого шелка, но слиплись и покрылись коркой белого и розового цвета, как это бывает после многочисленных выделений, а последние выделения Ахмеда были с примесью крови. Он все еще издавал невнятные звуки, но они были приглушенными, потому что во рту араб держал один из тех грибов su-yang, напоминающих фаллос; гриб раздулся от жидкости до такой величины, что растянул арабу губы и щеки. Мало того, мы увидели еще один подобный орган, высовывающийся из его зада, но этот был сделан из прекрасного зеленого нефрита. Однако спереди его собственный член был невидим, он находился внутри чего-то, похожего на меховую зимнюю шапку воина-монгола. Араб обеими руками неистово дергал это взад и вперед, возбуждая себя. Его агатовые глаза были широко раскрыты, но затуманены, словно их каменная поверхность была покрыта мхом: уж не знаю, что он видел, но точно не нас.