Павел Макаров - Адъютант генерала Май-Маевского
— Чего тебе жалеть мужа? Сама еще молода. Скоро выйдешь замуж!
Вениамин держал тесную связь с особым отделом морской контр-разведки; к нему не раз приезжал князь Туманов, а в епископской приемной всегда торчали агенты контр-разведки. Они выслеживали приходящих и «помогали» писать прошения к епископу. Вениамин жил на широкую ногу в Херсонесском монастыре. Заветной мечтой пастыря было устроить крестовый поход в Москву с иконами и хоругвями. Он живо представлял себе форму крестов, которые должны были освящать грудь и руки каждого бойца, наподобие рыцарей-крестоносцев. Но население отказалось от крестов. Обходя на фронте цепи лежавших белогвардейцев, Вениамин приговаривал:
— Большевики — антихристы! Да воскреснет Русь!
Подняв глаза к небу, пастырь благословлял орду на великие подвиги.
КОНЕЦ БЕЛЫХ.
Наступил сентябрь. Пехотная и кавалерийская разведка врангелевцев не решалась проникнуть к нашей стоянке. «Здесь каждый куст стреляет», — жаловались белые солдаты. Иногда в воздухе парили аэропланы. Моментально отдавалась команда: «Погасить костры». Краснозеленые прятались за вековые деревья. Вместо оживленного лагеря, разведчики видели лишь пустую поляну. Аэропланы убирались, не солоно хлебавши.
Пришли и зимние стужи. В горах выпал снег. Денно и нощно горели большие костры. Чтобы не замерзнуть, приходилось спать меж двух костров. Все партизаны ходили с обгоревшими рукавами, фалдами й пр.
Белые находились на Перекопе у Чонгарского моста. Врангель уже не думал о наступлении и расширении своей территории, а из последних сил сдерживал красных у входа в Крым. Белогвардейская пресса доказывала, что Крым — неприступная крепость. Начальник штаба внутреннего фронта белых писал, что зеленых в горах не больше шестисот человек; всеми ими командуют террорист-матрос Мокроусов и известный Макаров. Борьба затруднительна вследствие природных условий Крыма; легче найти иголку, чем поймать зеленого...
Начальнику внутреннего фронта, ген. Носовичу, поручалось и формирование тыловой армии. Против нас стали появляться все новые и новые части, но не их мы боялись. Нас страшила суровая зима. Настроение партизанов резко упало.
Я уже упоминал об Антоне Кубанце.
Этот парень был склонен к бандитизму и разлагал некоторых неустойчивых партизанов. Он нашептывал о Мокроусове и его командирах:
— У них есть деньги, золото. Они могут уехать в Советскую Россию и бросить нас на произвол судьбы. Против нас появляются большие части белых. Нас легко разобьют, а кому удастся бежать, тот погибнет от холодов. Не будем подчиняться приказам и разойдемся, кто куда. Поодиночке скрываться будет легче.
Мы собрали обличающий материал и препроводили его в штаб командующего.
Смутьяна Кубанца расстреляли, и в полку восстановилось полное спокойствие.
В это время Мокроусов прислал приказ перейти с полком в Малые Казанлы, оставив в лагере небольшую часть партизанов, которая бы скрыла от белых перегруппировку нашей армии. Я оставил восемнадцать бойцов с опытным командиром Енкиным, всех раненых под присмотром старшей сестры милосердия (моей жены) и сестры Груни Гой. В Казанлах я встретил Мокроусова. По сосредоточенному выражению его лица было видно, что командующий наметил серьезную операцию. Действительно, Мокроусов предполагал собрать все тачанки и двинуться в район Евпатории и там, в зависимости от обстановки, нанести удар в тыл Перекопа, с целью открыть фронт. При неудаче мы рисковали потерять 80%.
У партизанов чувствовался большой подъем духа в особенности, когда они разместились по халупам.
— Мокроусов недаром нас собрал сюда. Лучше итти на верную смерть, чем лазать в стужу по горам и сугробам.
11 ноября полк занял деревню Боксан. От крестьян мы узнали о движении обозов белых в разных направлениях.
Что бы это могло быть? — недоумевал командующий, и выслал 1-й конный полк в деревню Розенталь.
Вскоре Сычев донес: взятые им в плен офицеры сказали, что идет отступление от Перекопа. Мокроусов отдал распоряжение произвести немедленную мобилизацию всех подвод в деревнях; затем мы двинулись по шоссе Симферополь — Карасубазар. В стороне Перекопа слышалась орудийная канонада. От четырех пленных казаков мы узнали, что фронт белых прорван и на Карасубазар двигаются части 1-го Кубанского и 2-го Донского корпусов. Когда мы выехали к шоссе, в сером тумане сплошной черной тучей отступала кавалерия ген. Барбовича.
— С повозок в цепь! — раздалась команда, и партизаны дружными цепями перешли в наступление. Наш 1-й конный полк находился на левом фланге. Он схватился с кавалерией противника. Завязалась сильная пулеметная и ружейная стрельба. Белые крыли огнем из тридцати пулеметов, у нас же работало только четыре. Но нам помогли неожиданность нападения и туман.
Через полчаса белая конница в панике бежала на Карасубазар. Мы захватили много пленных; кого брали в нашу семью, кого расстреливали. Среди пленных т. Платов узнал тех, кто над ним издевался в дни его плена.
Кроме живой силы, партизаны захватили пятнадцать пулеметов, часть обоза и двуколки с боевыми патронами. В разных местах на шоссе стояла оставленная артиллерия со снарядами. Всюду валялись погоны. Стало ясно, что Крым пал!
— По повозкам садись, рысью ма-а-р-ш!
— Та, та, та, та, — трещали пулеметы, сливаясь с грохотом колес. Наш конный полк бросался с одного фланга на другой, нервируя противника. Барбович выслал эскадрон с белым флагом выяснить, с кем имеет дело.
— Кто вы такие?—кричали белые.
— Красные буденовцы, вперед! — отвечали из нашего полка, и кавалерия белых бежала, бросая по пути лошадей, пулеметы, артиллерию, обозы, сдаваясь группами в плен. К вечеру был занят с боем Карасубазар.
От начальника связи первого корпуса мы узнали, что в другом направлении на Карасубазар двигается кавалерия белых, в составе двух тысяч сабель. Наш 3-й полк устроил засаду на дороге у окраины города и встретил кавалерию пулеметным огнем. Конница помчалась по проселочным грязным дорогам, бросая по пути все. Пробыв несколько часов в Карасубазаре, мы продолжали преследование конницы Барбовича. Наконец, генерал пробовал задержаться в Бахчи-Эли и дать нам отпор. Но было слишком поздно. Наши полки выросли с шестисот человек при 4-х пулеметах до двух тысяч штыков при тридцати пулеметах. В результате трехчасового боя партизаны захватили множество белых, в том числе личный конвой Барбовича, который всегда мужественно сопротивлялся.
