Алексей Витаков - Проклятие красной стены
— Ладно, Илха. Лучше расскажи, как укреплен лагерь?
— Защитой служит обычно двойной ряд плотно сдвинутых телег. Простые лучники и беднота вроде меня размещаются на ночь почти на границе лагеря, у самых телег. Они первыми отбивают приступ. Внутри сооружается еще один заслон, из щитов, он идет кольцами вокруг ставок тысячников. В центре — бунчук самого джихангира. Лошади и прочий скот стоят просто в поле, иногда в загоне. Боевые кони тяжелой конницы и командиров от десятников до тысячников находятся в основном лагере.
— Хм. Значит, нападать на табуны нет смысла. Только шуму бесполезного наделаем.
— Верно говоришь. К тому же коней охраняют опытные пастухи и собаки. Да и любой монгольский конь будет искать хозяина. Если даже из двадцати тысяч перебить половину, то другая половина все равно вернется под седло. Монгол в дальний поход идет опятиконь. Попробуй осиль такую прорву.
— А тягловая сила?
— Волы тоже бешеные, слушаются только хозяев. Чужого топтать начнут. Иногда монголы пускают их на вражеских пехотинцев. Их ничего не берет, ни стрела, ни клинок. Не стоит ночью нападать, воевода!
— А мы ночью и не будем, Илха. Нападем под утро, перед самым рассветом, когда караульные устанут, а шаманы и лекари пойдут отдыхать.
— Кто это? — Илха, вжавшись в мерзлую землю, ошалело смотрел на лунную дорожку, которая упиралась в опушку леса.
От чащи в сторону распластавшихся на земле Меркурия и Илхи медленно ехал всадник. Лось под ним важно перебирал сухими ногами и в такт шагам покачивал тяжелой рогатой головой. Страшный топор на длинном, в полтора человеческих роста, ратовище поблескивал в лунном свете. Две толстые седые косы спадали от висков на грудь волхва. Всадник и лось, слившись воедино, были похожи на призрак из древних сказок народа, который жил на берегу Днепра задолго до прихода словен и кривичей. Обрывки тех сказаний в некоторых глухих деревнях и лесных хуторах приходилось слышать и Меркурию. Но сам он никогда не видел Измора, потомка Ишуты, превратившегося из змия в человека и ставшего лесным волхвом. Да и вообще мало верил в лесную нечисть. Из легенды он хорошо запомнил только одно: Измор приходит к тому, кого сам выбрал. Всадник ехал по холму, не прячась, не понукая животное, держась на его спине прямо. Илха зарылся лицом в траву и отрывистым шепотом читал молитвы. Меркурий завороженно смотрел на кустистые брови и испещренное глубокими морщинами лицо. Всадник поравнялся с лежащими, оказавшись в каких-нибудь пяти шагах, пристально посмотрел на Меркурия темными омутами глаз и резко ударил тупым концом ратовища о землю. Лось взревел так, что с деревьев с неистовым граем взлетели вороны.
ГЛАВА 3
Вся до капли дремучая сила
Сечей выпита. Мир — просторам.
За обиду степь заплатила.
На червленый щит брешет ворон.
Если кто-нибудь силой пытается овладеть страной, то, вижу я, он не достигает своей цели. Страна подобна таинственному сосуду, к которому нельзя прикоснуться. Если кто-нибудь тронет его, то потерпит неудачу. Если кто-нибудь схватит его, то его потеряют. Поэтому одни существа идут, другие высыхают; одни укрепляются, другие слабеют; одни создаются, другие разрушаются.
Дао Дэ Цзин, книга первая, стих двадцать девятый
В четвертом часу утра смоленский отряд из двухсот человек выдвинулся на встречу с врагом. Еще на дальних подступах к татарскому лагерю Меркурий приказал спешиться и обмотать копыта коней рогожей. Кривичи шли через глухой лес почти бесшумно. Лишь изредка под ногой воина или копытом коня сухо ломался сучок, и тогда воевода бросал резкий неодобрительный взгляд туда, откуда доносился шум. Различить лица было невозможно из-за того, что луна, хоть и полная, почти все время скрывалась за тяжелыми набухшими тучами. Иногда Меркурию начинало казаться, что он ведет в бой не живых людей, а отряд теней, восставших, нагрянувших из потустороннего мира.
Конная сотня — княжеские гридни, экипированные по образцу своего времени: кольчуги, длинные обоюдоострые мечи, вытянутые яйцевидные шлемы, двухметровые копья, круглые щиты, у некоторых приторочена к седлу булава.
Вторая сотня, посаженная на крупы коней, была той самой малой дружиной, с которой тысяцкий ходил на Литву. Враги их называли волками за волчьи шапки, надетые поверх шлемов. Вооружение и доспехи для них изготавливали по индивидуальным заказам. В обычном строю с другими ратниками эти воины составляли центральный, тяжело бронированный кулак войска и располагались в глубине, ближе к княжескому стягу. На ночные операции ходили в облегченных доспехах, чаще в кожаных, чтобы меньше шуметь, при этом щиты не брали, только короткие копья и боевые топоры на средней рукояти. Руки защищены наручами с шипами, ноги — такими же поножами. На поясе — длинный кинжал, одна сторона лезвия в крупных зазубринах, для нанесения рваных ран, другая — заточенная и гладкая. За правым плечом в чехле носили комплект метательных ножей — «муж и жена» — как любовно называли их дружинники; такой нож имел два клинка, по сути, железный штырь с двумя остриями — страшное оружие в руках тренированного человека. За левым плечом висел кистень.
Смоленский военачальник всерьез размышлял над словами Илхи о том, что Бог создал мир не одномерным, как мы его видим, а многомерным, и что души тех, кто покинул бренную плоть, с высоты взирают на живущих и, если надо, помогают одним и карают других. Какое странное соединение монгольского шаманизма с русским православием!
Меркурий не видел лица Илхи, но чувствовал, как тот дышит ему в плечо, даже сквозь панцирную сетку. Рядом с бывшим крестоносцем монгол казался чуть ли не карликом, ведь он был ниже на полторы головы и вдвое меньше в плечах, но в силе его цепких пальцев минувшим днем убедилось все русское войско. Илха выпускал стрелы из своего составного рогового лука в три раза чаще, чем самый искусный русский стрелок, и поражал цель на расстоянии в триста шагов, тогда как другие лучники могли стрелять прицельно на сто — сто пятьдесят шагов. Зная преимущества степных луков перед русскими, Меркурий приказал вырыть специальные ямы-окопы и замаскировать дерном, чтобы сократить расстояние до противника и получить возможность атаковать неожиданно. Будучи еще совсем ребенком, он читал, что подобную тактику использовали древние германцы против римских легионов. Из рассказов Илхи Меркурий узнал, что камнеметы, таранные орудия, огнеметы, метающие кувшины, начиненные порохом, монголы получили, завоевав Китай. Там же завербовали целителей. Сокрушив Самаркандское шахство, степняки заставили работать на свою армию лучших кузнецов и конезаводчиков, так появилась тяжелая конница, закованная в труднопробиваемую броню и вооруженная дамасскими клинками. Все без исключения монгольские воины носили нательное белье из мокрого шелка, — первый антисептик — которое разрубить в бою мечом или пробить стрелой крайне трудно. Ткань вминается в плоть вместе с наконечником или клинком, но не прорывается, поэтому человек защищен от загрязнения раны и быстро возвращается в строй. Поверх нательного белья тяжеловооруженный всадник надевал шерстяной чапан, затем кожаный доспех и железную кольчужную сетку или панцирь, сделанный из металлических полосок шириной в ладонь; на голову — шлем с шишаком, иногда оснащенный забралом, шею защищал толстый кожаный ворот или железная сетка. На ногах сверкали поножи. Боевые кони тоже имели броню: на груди доспех из стальных пластинок, от шеи до крупа — толстая дубленая кожа, лишь ноги оставались открытыми, но попасть по ним можно только с очень близкого расстояния. Сами монголы делали стрелы с серповидными наконечниками, чтобы подрезать жилы вражеским лошадям. По мнению Илхи, шея и горло были самыми слабыми местами в экипировке степных завоевателей. Именно в горло направлял стрелы бывший монгольский табунщик. Именно в горло учил он стрелять смолян на тренировочных занятиях. А пеших ратников — наносить удары по шеям и головам.
