Иван Наживин - На рубежах южных (сборник)
Хозяйка, шлепая босыми ногами, подошла к столу, присела на лавку.
– Не спишь?
– Думка одолела… думка горькая…
– А далеко ли бредете?
– К царю с жалобой.
– К ца-рю?! – женщина удивленно и недоверчиво всматривалась в лицо Дикуна.
Кто-то осторожно поскребся в затянутое пузырем окно. Приглушенный, басовитый голос позвал со двора:
– Настасья! А Настасья!
Засуетившись, хозяйка вышла. В окно Федор увидел, как к ней шагнул кто-то большой. Спросил:
– Выведала?
– В Петербурх, сказывают, едут. К царю, жалобщики от черноморских казаков. На жизнь, сказывают, жалуются.
Мужчина глухо и коротко рассмеялся.
– А я думал, уж не нас ли ловить прибыли? А ахвицер ихний штой-то быстро ускакал. Хотели мы его перехватить, да вырвался, ушел… Касьяну руку рассек… – И немного погодя спросил: – Твой-то еще не приехал?
– Нет!
– Приедет, передай, что я был… Завтра уходим…
– Почто же?
– Дальше уйдем. А то, глядишь, на солдат наскочим. Дорога-то проезжая… Так ты скажи своему, воротимся мы к зиме. – Мужчина помолчал. – Пропадут твои ночлежники!
– Как пропадут? – испугалась женщина.
– Так… Не будет толку с их жалоб. На кого они жалиться идут – на господ?
– Должно, так.
– То-то!
– Значит, надо упредить их, пускай не идут дале…
– Не лезь не в свое дело! Молчи да дышь, будет барыш…
Мужчина ушел, скрылся в темноте. Хозяйка вошла в хату и молча залезла на печь.
Федор тоже прилег на свое место, рядом с товарищами. На сердце было тревожно.
«А что, коли назад повернуть? – подумал он. – Тутошние люди к Петербурху ближе, лучше и царя знают, – размышлял Федор. – Може, правда всех нас в кайданы закуют? Но и вертаться нельзя. Все черноморцы на нас надежду имеют…»
Погожим сентябрьским утром к Екатеринодару подходили войска. Наказной атаман вел на подавление мятежа оправившиеся от поражения Вятский и Суздальский полки, да еще конных донцов прихватил.
В коляске с Котляревским ехал полковник Михайлов. Тучный, затянутый в мундир, полковник, оттопырив губу, брюзжал:
– Это ваша вина, генерал, что у вас нет порядка. Дождались, что четыре полка с артиллерией против бунтовщиков двинуть пришлось.
– А вы б на моем месте что предприняли, полковник? – раздраженно возразил Котляревский. Он с ненавистью смотрел на тучного полковника и думал: «Москаль проклятый, поучать берется! Взять бы и вышвырнуть из коляски. Жаль, сделать этого нельзя…»
Михайлов снял с мундира налетевшую серебристую паутинку.
– Нет порядка в войске вашем, генерал. Вот отсюда и все. Жестче надо, генерал, жестче.
Котляревский промолчал. Он понимал всю тяжесть своего положения. От этого полковника сейчас зависела его судьба. Нажалуйся он в Петербург, и тогда быть грозе…
Наказной атаман оглянулся. Длинной лентой растянулись по степи полки. Поблескивая штыками, по четыре в ряд, шли солдаты. За ними ехали чубатые донцы. Покачивался лес пик. Стороной двигались батареи. Сильные лошади тащили пушки, зарядные ящики.
Полковник не успокаивался:
– Ишь, мыслимо ли, какую силу-то и против кого? Против скопища бунтовщиков!
«Жирная свинья, – думал Котляревский, – тебе ли не знать, что от этого скопища бежали вятцы, а каких-то три десятка дней тому назад только малая часть этого скопища трепала целый батальон твоих суздальцев!»
– Виделись ли вы, генерал, с полковником Пузыревским?
– Да! Он заезжал ко мне… Ему удалось войти в доверие к бунтовщикам и услать в Петербург всех вожаков. Только один ушел. Тот, который осмелился напасть на суздальцев, – незаметно кольнул Михайлова Котляревский.
Делая вид, что не понял намека, Михайлов спросил:
– А многих он увел с собой?
– До полутысячи…
– Гм! Это хуже. Куда ж ушли бунтовщики?
– Говорят, в низовья… В плавни.
Вдали все яснее обрисовывался вал Екатеринодарской крепости, дубовые леса над Карасуном.
– Послушайте, полковник! Только действуйте быстро, без жалости. Не дайте им уйти в крепость. А укроются в крепости, выбить их оттуда будет трудно.
– Послушай, голубчик, – полковник тронул казака-ездового за плечо, – сверни-ка в сторону.
Коляска, съехав с дороги, остановилась, пропуская полки.
– Так вы, генерал, говорите, что бунтовщики остались без вожаков?
– Да!
– Хорошо… Поручик! – крикнул полковник.
К коляске подскакал молодой поручик, лихо осадил танцующего жеребца.
– Передайте мой приказ: пехоте развернуться и оцепить лагерь бунтовщиков. Донцам рысью выйти вон туда, чтоб отрезать дорогу в крепость. – Михайлов указал на опушку дубового леса. – Пушки направить на бунтовщиков!
Отдав приказ, полковник откинулся на подушки.
Запели трубы. По колонне передавали команду. Полки перестраивались, занимая исходные позиции. Видно стало, как в лагере повстанцев забегали, засуетились. Часть казаков устремилась в крепость, но дорогу им уже преградили донцы.
Загрохотали пушки, засвистела картечь. Казаки заметались по лагерю.
– Так, так, – потирая руки, шептал Котляревский.
– Поручик! – снова позвал полковник. – Поезжайте и прикажите бунтовщикам сложить оружие!
Манерно подскакивая в седле, поручик поскакал к лагерю. Вскоре он вернулся:
– Оружие сложить они отказались, ваше превосходительство!
– Пушки! – рявкнул Михайлов.
Одна за другой выбрасывали пушки смертоносные дозы картечи и ядер. Этот обстрел убил в казаках страх и пробудил ожесточение.
Пушки умолкли минут через десять.
– Донцов в атаку! – приказал Михайлов.
Пригнувшись к косматым гривам, донцы развернулись лавой и, выставив пики, помчались на казацкий стан.
Земля дрожала от конского топота. Но вдруг из-за возов раздался дружный казачий залп, вырвавший из седел многих всадников. Залп повторился. Донцы смешались, поворотили коней, поскакали назад…
– Позор! – Михайлов покраснел от гнева. Выскочил из экипажа, затопал ногами. – Пушки! Пушки!..
Котляревский со злорадством смотрел на бесновавшегося полковника.
«Что, выкусил! – думал он, испытывая сейчас странное благоволение к бунтовщикам. – Это тебе не безоружные мужики! Это – казаки-черноморцы».
Вновь загрохотала артиллерия. Ядра падали в казачьем лагере, визжала картечь.
Наконец полковник махнул рукой:
– Прекратить!
И к повстанцам опять поскакал поручик. В ожидании его возвращения Михайлов нетерпеливо выстукивал ножнами шашки по коляске. Поручик скоро вернулся с ответом.
– Просят дать подумать!
– Обождем! Как вы, не против? – повернулся полковник к Котляревскому.
Тот пожал плечами.
Заложив руки за спину, Михайлов несколько раз прошелся около коляски, нетерпеливо поглядывая на казачий лагерь. Наконец из лагеря вышло два казака с пикой, на конце которой болталась белая тряпка.
