Наталья Павлищева - Убить Батыя!
– Ну, договаривай! Моей гибели?
– Да.
– Иначе что?
– Иначе ты просто потеряешься во времени, и тебя придется долго разыскивать по разным столетиям и городам.
– Да, не хотелось бы…
– Настя, не бойся, все будет хорошо. Тебе оставят память. Постарайся быть осторожней с ней там.
– Какое странное ощущение, словно я отправляюсь куда-то в космос или вообще в неведомое…
– Так и есть.
За дверью зашумели, на улице зазвучало било, сообщая, что началось…
– Пора…
Действительно, первые десятки монгольской разведки подошли к Сырне. Конечно, они попали и в волчьи ямы, и налетели на щедро разбросанный чеснок – железные шипы, чтобы ранить конские копыта, но это не остановило.
Бравое настроение жителей и даже Алджибая стало улетучиваться, когда они увидели черную массу, заполняющую склоны оврагов. Одно дело – слышать о враге, знать, что его много, очень много, и совсем другое – воочию увидеть это «много». А ведь здесь были всего два-три тумена.
По стене разгуливал Каргаш, его верно прозвали журавлем за длинные ноги, которые парень выбрасывал при ходьбе, словно они мешали своему хозяину.
– Что там?
– Монголы… – развел руками Каргаш.
– Значит, пора показываться, чтоб не прошли мимо.
Куда можно пройти мимо, если крепость на мысу между оврагами и речкой, я уточнять не стала. Главное, чтобы не стали разыскивать Нарчатку, она должна выжить и родить здорового младенца, а беременным вредно волноваться.
Я надела плащ и вышла на стену так, чтобы меня было видно издали.
– Не лезь под стрелы.
– Боюсь, что отдан приказ именно в меня не стрелять.
– Зря надеешься.
– А оберег?
– Настя, он помогает, только если ты сама не рвешься умереть. Подожди немного, ладно?
– Так и быть, уговорил.
Я была настолько готова к гибели, что ее уже не боялась, это, видно, беспокоило Вятича, он предостерег:
– Не лезь на рожон и не торопись умирать. Всему свое время.
Монголы собрались осаждать крепость основательно. Убедившись, что я здесь, Батый, конечно, не стал преследовать никакую Нарчатку, Вятич был прав. Батый пришел за мной, вернее, за моей жизнью. Подтверждение этому мы получили быстро.
Вперед в сопровождении двух воинов, державших щиты, выехал лучник. Они были вне пределов досягаемости наших лучников, но Алджибай крикнул по стене, чтобы не стреляли, понятно, что сейчас что-то будет.
Я показала Вятичу на развевающиеся по ту сторону оврага хвосты на высоком шесте:
– Пожаловал. Как ты думаешь, сидит или все еще стоит?
– Сидит, у него шаманка хорошая, залечила, небось.
Лучник с усилием натянул большой лук и отправил в нашу сторону стрелу, причем не просто в нашу, а именно в мою. Стрела упала навесом, не причинив никому вреда. Ее подобрали, и тут же раздался хохот Алджибая:
– Ты посмотри, как они войну объявляют?! Стрела-то позолоченная! Да, наконечник позолоченный!
Мы с Вятичем рассмеялись. Ай да Батый! Не пожалел на меня позолоты.
– А чего ж не золота?
– Много чести, курчонок ты мой щипаный. Перчатка брошена, придется поднимать.
Осада началась.
Я не знала, как далеко идет потайной ход, и меня начали мучить опасения, потому что монголы расположились, кажется, по всей округе. Куда ж уходить?
У Батыя с собой явно не было больших осадных машин, таких, какие разбили стены Рязани. Понятно, тогда их притащили по льду Оки, а здесь пришлось продираться через лес. Но монголы тут же начали собирать малые машины, причем делали это на виду у защитников, чтобы поняли, что им грозит.
Еще одну страшную вещь увидели те, кто стоял на стене. Под большими котлами были разведены большие костры.
– Это еще зачем? – удивился Алджибай.
Я знала зачем, но объяснять не стала, развернулась и поторопилась прочь со стены. Вятич за мной.
– Что?
– Они будут вытапливать жир из пленных, чтобы смазывать свои машины.
– Что?!
– Да, так было под Рязанью.
Стены еще не дрожали от ударов, камни метнули всего несколько раз, только пристреливаясь. А потом все затихло. Мы поднялись наверх посмотреть, что творится. Две осадные машины были уже собраны, и ни у кого не оставалось сомнений, что долгой осады не будет, просто не нужна. Вот эти адские устройства разобьют самый прочный тын за пару дней. Остальное доделают ворвавшиеся в город толпы головорезов. Понятно, что вот эти внизу никого жалеть не станут. Кажется, даже наемники Алджибая осознали, с кем связались.
– Последний день Помпеи…
– Чего так мрачно, гляди на жизнь веселей.
– Кофе Жокей… – невольно буркнула я.
– Что?
– Да так, реклама, чтоб ее.
– Настя, здесь Гугл бессилен. И Яндекс тоже.
– Да! Здесь помогут только международные санкции, ООН например. Но, боюсь, так долго, до ее основания, мы не продержимся.
– Это факт, который приходится признавать.
Вятич пытался шутить, но шутки выходили натянутыми. У нас просто не было другого выхода, кроме как погибать. А я еще не встречала тех, кому бы эта перспектива очень нравилась.
Оглядев окрестности со стены, я мрачно объявила:
– Батый сволочь!
Бровь Вятича удивленно приподнялась:
– Ты в этом сомневалась?
– Нет, но неприятно лишний раз в этом убеждаться. Слушай, а может, он за пайцзой пришел? Мы же не вернули.
– Угу, а заодно за твоей головой.
Я вспомнила монгольских всадников и жителей Сырни.
– А может, мне выйти?
– Зачем?
– Чтобы спасти жителей Сырни.
– Настя, их все равно вырежут.
От стены быстрым шагом шел Алджибай, его взгляд, брошенный на меня, был чуть странным, словно «погранец» извинялся за что-то. Мелькнула мысль, что они решили меня выдать Батыю, чтобы сберечь город. Все верно, если монголам нужна я, то к чему гибнуть всем?
Так и есть, загудело било, созывая горожан на площадь. Я почему-то была совершенно спокойна. Отдадут так отдадут. Жаль, что не убила Батыя, но знать, что на моей совести гибель стольких людей… А еще жаль, что погибну не в бою, а в муках. Нет, я решила попросить об одном: не связывать меня, чтобы смогла хоть плюнуть в рожу этому гаду!
Горожане собрались быстро, все же большинство либо на стенах, либо где-то рядом, подносили стрелы, болты, кипятили воду в ожидании штурма. Алджибай поднялся на возвышение, оглядел притихшую толпу. Он говорил по-русски, нарочно, чтобы поняли и мы тоже. Сказал, что монголы прислали требование выдать им русскую женщину-воина в голубом плаще.
Сотни голов повернулись в мою сторону. Я усмехнулась: Батый верен своему сволочному характеру. Шакал паршивый! Отправить Пуреша с дружиной подальше от его земель, чтобы не мог помешать, стравить эрзя и мокшу… Зря мы не отправили кого-нибудь к Гуюку с рассказом о выжженном знаке! Может, рассказать сейчас? Какая теперь разница. Я знала только одно: Вятич не отдаст меня, а значит, погибнет сам. Плохо, потому что это глупая, бесполезная гибель.
