Бернард Корнуэлл - Пустой Трон (ЛП)

Он выругался, стянув с головы кусок холста, который использовал вместо капюшона, и швырнув его на стул.

- Если так продолжится, то жди очередного наводнения, - проворчал он. - Льет так, будто мочится дьявол.

- Что там происходит?

- Ничего. Все ублюдки ещё в постелях. Самое место в такую погоду.

Не переставая звонил большой колокол. Дождь барабанил по соломенной крыше и просачивался внутрь, образуя лужи на каменном полу. Когда-то дом был покрыт черепицей, а теперь потемневшие от времени стропила закрывала нуждающаяся в замене солома, но, по крайней мере, огонь в очаге ярко пылал, и дров было достаточно.

Отец Пенда прибыл где-то через час. Он выглядел несчастным и недовольным, что его принудили пройтись в ливень, вымочивший до нитки его черную рясу, но осторожно мне кивнул. Его озадачило скопление людей в моей комнате, и он пришел в ещё большее замешательство, когда заметил Эдит. Предполагалось, что его верность мне будет держаться в секрете, и он недоумевал, зачем я привел его в эту компанию.

Пришлось ему растолковать.

- Святой отец, - почтительно начал я, - я хочу, чтобы ты меня окрестил.

Он лишь уставился на меня. Вернее, все уставились. Мой сын, вернувшийся со священником, раскрыл было рот, но не найдя нужных слов, смолчал.

- Крестить тебя? - наконец сумел спросить отец Пенда.

- Мне открылась греховная сторона моих поступков, - смиренно ответил я, - и я желаю вернуться к церкви Христа.

Отец Пенда покачал головой. Нет, он не отказывал мне, просто его мозги набухли от дождя и смешались.

- Ты искренен, господин? - спросил он.

- Я грешник, отец и ищу прощения.

- Если ты искренен... - начал было он.

- Так и есть.

- Тебе придется исповедоваться в своих грехах, - сказал он.

- Я так и поступлю.

- А подношение церкви докажет искренность твоих намерений.

- Считай, что оно уже сделано, - ответил я в том же смиренном тоне. Стиорра пораженно уставилась на меня, остальные были удивлены в той же мере.

- Ты действительно этого желаешь? - спросил отец Пенда.

Он был полон подозрений. В конце концов, я был самым известным язычником во всей саксонской Британии, человеком, решительно противостоящим церкви, убийцей священников, печально известным варваром. Но всё же священник питал определенную надежду. Мое обращение и крещение прославит Пенду.

- Я желаю этого всем своим сердцем, - ответил я.

- Могу я спросить, почему?

- Почему?

- Это всё неожиданно, господин. Господь говорил с тобой? Или он благословил своего Сына предстать пред тобой?

- Нет отец, но он прислал мне ангела.

- Ангела!

- Она явилась в ночи, - сказал, - её волосы горели подобно пламени огня, а глаза сверкали как изумруды. Она уняла мою боль, взамен принеся радость.

Стиорра поперхнулась. Отец Пенда взглянул на нее, но она быстро опустила голову на руки.

- Я плачу от счастья, - приглушенным голосом проговорила она. Эдит густо покраснела, но отец Пенда этого не заметил.

- Хвала Господу, - сумела вымолвить Стиорра.

- Воистину восславим его, - дрогнувшим голосом произнес отец Пенда.

- Надеюсь, вы крестите новообращенных в здешней реке? - поинтересовался я.

Он кивнул.

- Но в такой дождь, господин... - начал было он.

- Дождь был ниспослан Господом, дабы очистить меня, - заявил я.

- Аллилуйя, - отозвался он. Ну а что ещё он мог сказать?

Мы отвели Пенду к реке, там он макнул меня в воду, и я был крещен уже в третий раз. Я был слишком мал, чтобы помнить первый, но когда погиб мой старший брат и мой отец нарек меня Утредом, меня повторно окропили, на случай если Святой Петр не признает меня у небесных врат, окунув в бочку воды из Северного моря. Третье крещение прошло уже в студеных водах Сэферна, хотя прежде чем отец Пенда начал свой ритуал, он настоял на том, чтобы я встал на колени и исповедовался во всех грехах. Я уточнил, действительно ли он имел ввиду все мои грехи. Он с жаром кивнул, так что я начал с раннего детства, хотя, кажется, кража свежевзбитого масла была не из числа того, о чем ему хотелось услышать.

- Лорд Утред, - осторожно начал он, - ты ведь говорил мне, что воспитывался в христианской вере? Неужели ребенком ты не исповедовался в грехах?

- Я так и делал, отец, - смиренно ответил я.

- Тогда нам нет нужды вновь их выслушивать.

- Но я никогда не признавался в истории со святой водой, отец, - горестно протянул я.

- Святой водой? Ты, наверное, не пил её, да?

- Я помочился в неё, отец.

- Ты... - он запнулся, не в состоянии продолжать.

- Мы с братом устроили небольшое состязание, - пояснил я, - чтобы выяснить, кто выше пустит струю. Ты наверняка баловался в детстве так же, отец.

- Но никогда в святую воду!

- Я сожалею об этом грехе, отец.

- Это ужасно, но продолжай!

Итак, я рассказал ему обо всех женщинах, с которыми переспал, по крайней мере, о тех, на которых не был женат, и несмотря на дождь, отец Пенда требовал дополнительных деталей. Пару раз он даже завыл, особенно, когда я рассказывал о том, как вспахивал монашку, хотя я предусмотрительно не назвал имени Хильд.

- Кто она была? - требовательно спросил он.

- Я так и не узнал ее имени, - соврал я.

- Ты должен был узнать! Ответь мне!

- Я лишь хотел...

- Я знаю, какой грех ты совершил! - сурово заметил он и затем с искрой надежды спросил: - Она ещё жива?

- Я не знаю, отец, - невинно ответил я. В действительности Хильд находилась в полном здравии, кормя голодных, исцеляя больных и одевая нагих. - Думаю, её звали Уинфред, - ответил я, - но она так стонала, что было сложно различить её слова.

Он опять завыл, а потом вытаращил глаза, когда я признался в убийстве священников.

- Теперь я знаю, как сильно заблуждался, отец, - заявил я, - и что хуже, отец, я получал удовольствие от их смертей.

- Нет!

- Смерть брата Дженберта, - смиренно продолжал я, - доставила мне удовольствие, - я и правда наслаждался его смертью. Засранец организовал так, что меня отправили в рабство, и прикончить его было сплошной радостью, как и вбить отцу Цеолберту зубы в глотку. - И я нападал на священников, отец, на Цеолберта.

- Ты должен извиниться перед ним.

- О, отец, я так и сделаю. И я желал прикончить других священников, например, епископа Ассера.

Отец Пенда запнулся.

- С ним было бы нелегко справиться.

Я едва не рассмеялся.

- Но есть один грех, отец, лежащий самым тяжким грузом у меня на душе.

- Очередная женщина? - загорелся он.