Георгий Свиридов - Ринг за колючей проволокой
Кухонная команда еженедельно ездила в Веймар получать продукты для эсэсовцев. В команде были свои люди. Им и поручили ответственную операцию. Русский подпольщик Александр Позевай до войны работал в Киевском уголовном розыске и хорошо знал, как воры прячут золото и бриллианты. Его советами воспользовались немецкие друзья. Старый коммунист Роберт Зиверт, имевший связи с подпольной коммунистической организацией Тюрингии, дал явки в рабочих кварталах.
— Передайте от меня привет, и вам помогут.
В канун отъезда кухонной команды старший вещевого склада Отто Галле вынес драгоценности. Он их заранее отобрал и держал в специальном тайнике. Однако, несмотря на все предосторожности, эсэсовец Бамбус, отвечавший за вещевой склад, обратил внимание на исчезновение части слитков. Он кинулся прямо к Галле:
— Куда идет золото?
Отто не растерялся. Он таинственно прошептал:
— Герр коменданту.
Бамбус прикусил язык. Тут уж он был бессилен, против ветра не плюнешь. Он промычал что-то насчет осторожности и посоветовал:
— Ты только записывай для учета. А то берет начальство, а расплачиваться своими головами нам придется.
В канун рождества Гельмут Тиман выложил на стол перед остолбеневшим майором тридцать тысяч новеньких марок:
— Не трудитесь считать, герр майор, цифра точная. Говен опустился на стул. Несколько секунд неподвижно смотрел на тугие пачки, горкой наваленные на письменном столе. Тридцать тысяч. Черт возьми, целое состояние! Главный врач выдвинул ящик письменного стола и торопливо сложил в него пачки ассигнаций. Щелкнул замок. Майор СС Говен поднял глаза на заключенного:
— Кушнир-Кушнарев ваш. Смею надеяться, что не останется никаких последствий?
Тиман благодарно кивнул.
Гельмут уже подходил к двери, как вдруг в кабинете послышалось шипение репродуктора. Тиман насторожился. В следующее мгновенье из динамика раздался скрипучий голос рапортфюрера:
— Лагерь, слушай. Приказ! Руководителю блока девяносто девять немедленно явиться к воротам…
Тиман знал: в девяносто девятом живут палачи. Значит, предстоят новые казни.
— …Команда крематория, слушай! Немедленно выслать к воротам шесть человек…
Гельмут скрипнул зубами. Трусливые убийцы, торопятся жечь, замести следы.
— …Лагерь, слушай! Немедленно явиться к воротам Кушнир-Кушнареву!
Тиман вздрогнул. Значит, привезли русских… Нужен провокатор, предатель, чтобы уничтожить лучших… А он еще жив!
Гельмут сурово посмотрел на майора. Говен взял телефонную трубку и подчеркнуто спокойным тоном сообщил канцелярии:
— Кушнир-Кушнарев болен. Он находится в больнице в тяжелом состоянии.
Узник быстро вышел из кабинета. Надо скорей, сейчас же… Лишь бы не оказался включенным динамик. Лишь бы Кушнир-Кушнарев не слышал вызова… Надо успеть…
Около палаты он увидал встревоженного Пельцера. Приблизившись к санитару, Тиман полушепотом выдохнул:
— Динамик?
— Я проследил за этим, геноссе Гельмут. Динамик выключен. Провокатор пока ничего не знает.
Войдя в палату, Тиман любезно улыбнулся Кушнир-Кушнареву:
— Как себя чувствует господин генерал?
— Кажется, неплохо. — Кушнир-Кушнарев подобострастно оскалил гнилые зубы. Этому усердному врачу он начинал доверять. — Ваши уколы «таубенцукера» возвращают мне силы.
— О! Это совершенная правда. «Таубенцукер» — прекрасное средство! Я убежден, что вас уже можно выписывать из больницы. Но для большей уверенности сделаем еще укол.
И Тиман стал подготавливать шприц.
Бывший царский генерал, задрав рубаху, обнажил костлявую желтую спину.
Тиман вонзил шприц под кожу.
Провокатор судорожно взмахнул руками, застонал и рухнул на пол. Смерть была мгновенной.
А по всему Бухенвальду снова гремели репродукторы:
— Больница, слушай! Больница, слушай! Доставить Кушнир-Кушнарева к воротам в любом состоянии!
Главный врач Бухенвальда нервно нажал кнопку звонка. Вбежал дежурный санитар.
— Гельмута Тимана ко мне. Немедленно!
В конце концов пусть Кушнир-Кушнарев подыхает. Но в данный момент, черт возьми, гестапо нужно успокоить.
Без стука вошел Тиман. Говен нервно барабанил пальцами по столу:
— Необходимо Кушнир-Кушнарева на пару часов выбросить к воротам.
Тиман подавил усмешку.
— Кушнир-Кушнарев мертв, герр майор.
Говен вскочил. Заходил по комнате. Потом схватил трубку телефона. Он звонил самому лагерфюреру Шуберту.
— Макс, это я. Я, Говен… Как мне сообщили, этот несчастный Кушнир-Кушнарев уже мертв. Сдох! Понимаешь, сдох!
Десятки тысяч узников недоумевали. Приказы сыпались из репродуктора один за другим. Что-то случилось. Что именно — никто не знал. Но заключенные понимали: если эсэсовцы всполошились, нервничают, — значит, случилось нечто такое, чему узники могут радоваться.
Захлебываясь от гнева, рапортфюрер снова орал в микрофон:
— Больница, слушай! Больница, слушай! Немедленно доставить труп Кушнир-Кушнарева в гестапо.
Говен сидел за своим столом, сжав виски ладонями. «Труп царского генерала могут вскрыть. Станет ясна причина смерти. Черт возьми, из-за этого вшивого агента может завариться каша! И больше всех достанется мне… Моя диссертация… Карьера… Имение…»
Майор Говен, продолжая нервничать, неотрывно следил за движением минутной стрелки настольных часов.
Наконец раздался телефонный звонок. Говен судорожно схватил трубку и услышал хрипловатый голос начальника крематория:
— Герр майор, докладывает старший фельдфебель Гельбиг. Ваш приказ выполнен!
Майор СС Говен поднимается со стула. В кабинете раздается его громкий смех.
— Ха-ха-ха! Гестаповцы опоздали!..
Через минуту он любезно разговаривает с начальником гестапо:
— Слушай, Губерт, дружище, ты немного опоздал. Кушнир-Кушнарева нет. Эти остолопы из крематория уже сожгли его. Надо было раньше. Сожжен — и ничего не поделаешь.
На этот раз майор СС Говен говорил правду.
Глава двадцать четвертая
Глубокой мартовской ночью взвыли сирены, захлопали выстрелы. Сонных узников палками поднимали с жестких постелей и гнали на аппель-плац. Андрей вместе с другими, поеживаясь от холода, спешил на центральную площадь.
— Сами не спят, гады, и другим не дают…
Заключенные быстро заполняли площадь. Шли молча. Многие чертыхались, скрывая радость: ночная тревога — это побег!
Кто-то вырвался из клетки концлагеря! Счастливого пути, неизвестный товарищ!
Дежурный эсэсовец брызжет слюной в микрофон, и его голос разносится по Бухенвальду:
