Валерий Евтушенко - Легенда о гетмане. Том I
Однако, к его удивлению, польская конница оставалась на месте, несмотря на то, что расстояние между нею и атакующими быстро сокращалось.
— Не иначе, этот дьявол Ярема задумал какую-то каверзу, — мелькнула тревожная мысль.
Действительно, когда до польских хоругвей оставалось всего около 200 шагов, князь взмахнул булавой. По его команде конные хоругви раздались в сторону и Кривонос с похолодевшим сердцем увидел жерла пушек, ранее не видимых из-за закрывавшей их конницы. В то же мгновение над линией орудий поднялся черный пороховой дым и грянул залп. Шквал картечи, обрушившийся на первые цепи атакующих буквально выкосил их, как косарь выкашивает густую траву на зеленом лугу. Задние ряды продолжали еще по инерции бежать вперед, напирая на передние, которые уже начали останавливаться и разбегаться в стороны, спасаясь от следующего залпа. Он не заставил себя долго ждать. Орудийная прислуга лихорадочно перезаряжала пушки, пользуясь начавшейся паникой в рядах атакующих. Второй залп, произведенный почти в упор, был еще губительнее чем первый, заставив атакующих остановиться и в панике разбегаться в разные стороны. Вишневецкий в третий раз взмахнул булавой. Изготовившиеся к стрельбе драгуны также дали залп из ружей, а затем двинулись вперед панцирные хоругви Вишневецкого и Доминика Заславского. Лошади неслись, набирая ход, земля дрожала под их копытами. К панцирным хоругвям присоединились драгуны, обтекая гусар с флангов. Атакующие, бросая на ходу оружие, улепетывали со всех ног, стремясь укрыться в своем таборе, но поляки догоняли, рубили их и нанизывали на пики.
Но по мере приближения бегущих и преследующей их польской конницы к табору, Кривонос становился все спокойнее. На его губах даже зазмеилась зловещая улыбка. Он вернулся к табору и взмахнул саблей, подавая команду Тимофею Носачу, который в его войске исполнял обязанности обозного.
Тем временем убегающие казаки уже приблизились к самому табору и стали прятаться под возами. Польская конница в опьянении боем продолжала преследовать их. Возможно, гусарский наместник рассчитывал, что Кривонос откроет часть табор, спасая своих людей, и панцирной хоругви удастся ворваться туда на их плечах, поэтому гусары продолжали мчаться, не снижая скорости. Но Кривонос хорошо помнил, что произошло, когда примерно в такой же ситуации десять лет назад Павлюк под Кумейками распахнул свой лагерь. Он оставался на месте, зорко всматриваясь вперед и изредка поглядывая в сторону Носача. Когда расстояние до табора сократилось до 200 шагов, обозный подал команду. Укрытые на возах казацкие пушки ударили поверх голов убегающих прямо в центр панцирных хоругвей, а засевшие между возами казаки открыли по коннице губительный огонь из самопалов. Пороховым дымом затянуло всю линию возов и гусары, потеряв на какое-то время ориентировку, не успев сдержать бег лошадей, врезались прямо в них. Натыкаясь на торчащие вперед дышла, кони ломали ноги и падали на землю, сбрасывая всадников. Канониры перезарядили пушки и произвели второй залп, а укрывшиеся на возах и между ними казаки продолжали непрерывную пальбу из самопалов, передавая их назад своим товарищам и получая уже заряженные. Панцирные хоругви понесли значительные потери и, с трудом поворотив коней, стали уноситься прочь из этого разверзнувшегося ада назад. Более маневренные драгуны успели сделать это еще раньше. Вырвавшаяся из табора казацкая конница во главе с полковником Кривоносенко некоторое время преследовала убегавших гусар, но затем повернула назад.
Так и закончился этот день, не принеся ни одной из сторон победы. Кривонос потерял немало своих людей, но, во-первых, к нему подходили каждый день новые подкрепления, а во — вторых, его элитные полки еще даже и не участвовали в сражении. Гусары ж е Вишневецкого и особенно Заславского потеряли едва ли не треть своего состава только убитыми. Заменить же их было некому.
На следующий день инициативу решил проявить Вишневецкий, двинув против казаков все свои силы. По всему обширному полю завязалось ожесточенное сражение. Тяжелая кавалерия, возглавляемая самим князем не сумела сходу опрокинуть запорожскую пехоту, которая приняла удар гусар на пики, упертые одним концом в землю. Пока передние ряды запорожцев принимали на себя удар кавалерии, задние вели по всадникам частый огонь из самопалов. На помощь своей пехоте вовремя подоспел сам Кривонос, возглавивший казацкую конницу. Вихрь сражения вскоре разметал по полю и своих и чужих. Все закружилось, как в стремительном танце. Там упал разрубленный палашом казак, но уже в следующее мгновение выстрелом в упор сражен и гусар, упавший под ноги своему коню. Кривонос и Вишневецкий столкнулись друг с другом и даже успели обменяться несколькими сабельными ударами, после чего кони разнесли их в разные стороны. Наконец, так и не одолев друг друга, противники отошли к своим лагерям, унося убитых и раненых.
Жаркие стычки продолжались еще несколько дней, затем Кривоносу пришла в голову удачная мысль.
— Вот что Иван, — обратился он к Богуну, — бери своих запорожцев и полк Романенко, и скрытно обойдя Заславль, отправляйтесь к Староконстантинову.
Тот сразу поняв план Кривоноса, широко улыбнулся:
— Думаешь, Заславский оставит Ярему, если узнает, что над его Староконстантиновом нависла угроза.
Кривонос хлопнул его по плечу:
— Готов даже с дьяволом поспорить в обмен на душу, что так и будет.
Душу свою Кривонос выиграл, так как едва узнав, что Староконстантинов осажден казаками, Заславский бросился спасать его, оставив Вишневецкого фактически одного против всего казацкого войска, поскольку вслед за ним князя оставили Тышкевич и другие примкнувшие к нему ранее шляхтичи. Раздосадованный Вишневецкий, проклиная алчность и тупоумие своих ненадежных союзников, 1 августа свернул лагерь и отступил к Збаражу, а затем и вовсе ушел в Малую Польшу, получив известие, что сейм созывает посполитое рушение для выступления против Хмельницкого. Честолюбивый князь надеялся, что во главе ополчения сейм утвердит его кандидатуру.
После ухода своего грозного противника Кривонос без труда занял Заславль и Староконстантинов, а затем повернул к считавшейся неприступной крепости Бару. 9 августа, после нескольких часов штурма, Бар сдался на милость победителя. С его падением вся огромная территория Украйны, Подолии и Полесья оказалась полностью очищенной от поляков.
Глава четвёртая. Пилявецкое сражение
Отправляя Кривоноса против Вишневецкого, запорожский гетман вовсе не предполагал, что тот нанесет поражение непобедимому князю. Хмельницкий считал бы большой удачей, если бы удалось просто остановить Вишневецкого и не допустить его выхода в Подолию или в Киевщину. Однако фактическая победа запорожского полковника над дотоле непобедимым князем и изгнание поляков из Подолии, Полесья и Волыни, в корне изменило сложившуюся в то время политическую ситуацию на Украйне. Действительно, посылая депутацию от Войска Запорожского в Варшаву, и гетман, и старшина выдвигали довольно умеренные требования, не особенно надеясь, что даже они будут удовлетворены. Посольство Филона Дженджелея прибыло в столицу Речи Посполитой как раз к похоронам короля. Сенаторы встретили депутатов довольно милостиво, им разрешили подойти к гробу, в котором находился покойный король, послание от Войска было принято и передано в комиссию Адама Киселя для выработки условий, на которых военные действия подлежат прекращению, а восставшим будет дарована амнистия. Воевода брацлавский, как и обещал, принял деятельное участие, в том, чтобы разрешить инцидент мирным путем. Уже в 20-х числах июля он обратился с письмом к Хмельницкому, предлагая ему выслать послов для переговоров в Варшаву и одновременно заверял архиепископа — примаса, что добьется от казаков, чтобы они прекратили военные действия, выдали пленных, отправили в Крым татар и не поддерживали гайдамацкие отряды, которые действовали самостоятельно в каждом повете, уничтожая панов и их приспешников. Хмельницкий, не зная в то время еще, как разрешится дело с князем Иеремией, ответил Киселю довольно уклончиво, но достаточно дипломатично. Он сообщил, что татар уже отправил за Перекоп, военные действия прекратить не может, так как их провоцирует Вишневецкий, и просил Киселя лично прибыть к нему для переговоров, в том числе и для решения вопроса о судьбе пленных.
