Иван Дроздов - Подземный меридиан
Самарин смотрит в глубину «колодца». Там, как звездочки в просветах туч, мелькают лампочки. И кажется, нет у «колодца» дна.
— Задремал! — толкает Андрей сидящего рядом Костю Пивня. — Опять ночью работал?
Полусонный Пивень походил на старичка: свесил голову над коленями, покачивался из стороны в сторону. Костя обладал непостижимой способностью дремать в любое время и в любой обстановке. Ещё два года назад, когда они только встретились, Самарину понравился московский «молчун». Со свойственной Андрею простотой, он готов был тогда же целиком вверить себя новому другу, но Костя, как казалось Самарину, не был расположен к чувствоизлиянию. Он всегда был рад Самарину, искал с ним встреч, ждал Андрея на шахте, но в обращении с Андреем был сдержан, далее немного суховат.
И только потом, много месяцев спустя, между ними установились те доверительные, чистосердечные отношения, которые и составляют святое понятие дружбы.
— Станция Бариново, — объявил машинист.
Шахтеры выскакивали из вагончиков. Пивень и Самарин, придерживая на животе сумки, влились в поток горняков. Устремились через небольшой штрек в лаву Дениса Баринова. В конце штрека засияла брешь, в которую один за другим ныряли горняки.
Заступала вторая смена из бригады Баринова — смен–то четыре, а бригадир один. Двадцать пять горняков, все отдохнувшие, с ресницами и бровями, не запорошенными ещё угольной пылью, с лицами, хранившими румянец солнечного тепла.
Завидев Пивня и Самарина, Денис кричит:
— Эй, профессора, сюда идите!
«Профессора» — так зовут их шахтеры — подходят к бригадиру. «Резиденция» у него удобная — пробитый в угольном пласте уступ и площадка, на которой укреплен щит с приборами самаринского диспетчера.
— Жаль, Бориса Фомича нет, — сказал Самарин.
Пивень взял Андрея за рукав куртки, потянул в сторону.
— Ты о Каирове тут молчок, — сказал он шепотом. — Денис этого имени слышать не может.
— Почему? — удивился Андрей.
— А потому. Полагает, что брат его Святослав по вине Каирова погиб.
— Не понимаю, — удивился Андрей.
— Чего ж тут не понимать! — горячился Пивень. — Святослав на оголенный провод наступил.
А прибора твоего не было — снял его Каиров.
— Вот как?! — проговорил Андрей. — А мне сам Каиров рассказал, что будто бы Святослав за провода электропоезда нечаянно рукой взялся. А прибор мы на следующий день в шахту отправили.
— То–то, что отправили. Чует вину, рыжий черт, вот и врал тебе. Ну да теперь Каиров далеко, его не достанешь. Тебе–то он хоть сказал, зачем его в Москву вызвали?.. Нет, ну так я тебе могу сообщить: добился–таки он перевода в Москву, директором института его назначают. Академик Терпиморев ушел на пенсию — он под занавес где–то твоего Каирова сильно обругал. Ну да помешать назначению академик уж не смог: как только ушел с поста, дружки Каирова быстро ему должность в Москве схлопотали.
Новости свалились на Андрея, как обвал.
— Я сегодня о Каирове узнал, — пояснил Пивень. — С товарищем по телефону говорил — он и рассказал.
— Вы о чем тут? — вышел из глубины ниши Денис. Не дожидаясь ответа, объявил: — Попробуем сегодня твой диспетчер. Только подключать буду сам, боюсь, как бы зубки не полетели.
Денис показал на зубки струга, режущие со свистом и с натугой угольный пласт. Здесь у ниши зубки делали оборот на барабане, захватывали новый слой угля, дробили и скалывали его на наклонную дорожку. Блестяще–глянцевой чешуей уголь сыпался вниз, к бункеру.
— Ох и кляну же я тебя, Андрей!
— За что?
— Пристегнул ты меня к одному месту… — Он направил луч лампы на щит: — Сиди теперь возле него, черта, словно швейцар, а чтоб по лаве помотаться — не моги.
С тех пор как опытный и пока единственный образец СД‑1 установили на шахте «Зеленодольская» и подключили к бариновскому стругу, бригадира действительно словно пристегнули к щиту управления. В соответствии с показаниями стрелок он будет задавать режим работы стругу. В откаточный штрек уж не заглянет, и управлением кровли заниматься ему недосуг — там теперь его доверенные лица.
— Проклятая электроника! Весь мой трудовой процесс изменила.
Пивень смеется, протирает очки. Самарину приятно слушать такие речи.
— Вот погоди немного, Денис, мы тебя выведем на поверхность. Будешь ты на работу ходить в модном костюме и галстуке.
— Понимаю, Андрей, — к тому идет дело, а все–таки трудно поверить в безлюдную выемку. Лава без людей — это, брат, не шутка. Отец мой, когда я ему говорить такое стану, долго молчит и думает. А однажды сказал мне: «Хотел бы я, чтобы Николай, мой старший брат, взглянул на такую лаву». Старший брат в двадцатых годах привел отца на шахту, а затем погиб вскоре. В шахте шел по рельсам, задумался, а сверху вагон от конки оторвался. Ну и…
В эту минуту все подумали о Святославе — опустили головы. И Денис осекся на полуслове — повернулся к щиту, коснулся пальцами одного прибора, другого — словно бы пробовал их крепление.
— Как отец? — спросил Самарин, зная, что у старика было плохо с сердцем.
— Бродит, — сказал Денис.
И снова все замолчали. Пивень протирал очки — он всегда в шахте, когда о чем–нибудь задумывался или в чем–нибудь затруднялся, снимал очки и старательно тер их кончиком платка. А Самарин, обняв за плечи Дениса, душевно и просто сказал:
— Да, ужасно все это. — И, уходя от неприятной темы, показал руками на площадку возле щита, заметил: — Прекрасно ты площадку оборудовал, здесь и отдохнуть можно, и покушать.
— Сколько вы сейчас угля даете? — спросил Пивень, достав из кармана записную книжку.
— Тысячу тонн за сутки.
— А раньше сколько давали — до струга?
— Ты, Денис, ему точно называй цифры, — сказал Самарин. — Он доклад готовит, в Москве с ним выступит.
— Статью хочу написать в «Вестник горного дела», — поправил Пивень и, показывая на Андрея, добавил: — Хочу приоритет за ним застолбить, а то его до нитки оберут разные тут…
— Что значит — застолбить? — спросил Баринов.
Пивень с Андреем переглянулись: святая, мол, простота. Пивень пояснил:
— Значит, затвердить, заявить, оформить… Понимаешь?
— Как не понять.
Пивень сел на старый кругляк, выполнявший тут роль лавочки, задумался. Потом проговорил:
— Если бы в нашей науке да все с честными руками — как бы мы шагали! Каких бы чудес понатворили!
Баринов сдвинул на затылок светло–желтую каску, подаренную ему мозельскими шахтерами во время недавней туристской поездки во Францию, присел к Пивню.
— Вот так–то, — сказал Пивень. — А нам ведь надо вглубь подвигаться — туда, где, по рассказам старых горняков, живет Шубин. — Он указал на закрепленную старыми стойками, а местами и совсем незакрепленную часть лавы. — Будем изучать механизм обрушения старых выработок.
