Глаза Сатаны (СИ) - Волошин Константин
Женщины воем огласили площадь, взывали к Господу, а церковь уже стояла голая с ободранными стенами, осквернена и обесчещена.
Гора разного скарба высилась на площади и два матроса, один из которых был Джек Крэбб, сортировали, разбирали эту кучу, готовя к отправке на судно
Испанцы торопились, а Мак-Ивен, злорадно ухмыляясь, прохаживался перед женщинами и их дочерями, словно выбирал себе жертву. Его провожали умоляющие глаза, молитвенные заклинания и просто вопли отчаяния и ужаса.
Капитан временами приближался к какой-нибудь смазливой девушке. и та от ужаса готова была сойти с ума. А он любовался впечатлением, произведённым на несчастную девушку, брал её за подбородок, улыбался и отпускал.
Надо отдать должное, Мак-Ивен не любил насилие. Он предпочитал уговорить какую-нибудь женщину попроще и, если получалось так, как ему нравилось, он даже одаривал её некоторыми украшениями и отпускал.
Вот и сейчас он выбрал сеньору лет под тридцать и долго уговаривал с ним разделить радость общения. Та долго в страхе отказывалась, призналась, что вдова, и Мак-Ивен заявил, что от её согласия многое зависит.
Он отошёл, а женщины, как он понял, стали уговаривать её согласиться на домогательства этого, не такого уж противного англичанина.
Эти уговоры и, наконец, согласие, больше всего понравились капитану. Он отправился в ближайший дом богатого сеньора, ставил охрану, и около часа забавлялся с сеньорой. После чего в значительной степени подобрел, больше не издевался над женщинами, а молоденьких девушек тут же отправлял домой. Самых миловидных одаривал их же украшениями, которые они сами должны были отобрать.
– Ну и чудит наш капитан! – весело восклицал Омелько. – Постоянно что-нибудь придумает. Матросам нравится это, ты заметил, Ивась?
– А как не заметить? Наше раздаёт. Не из своей доли, а из общего!
– Что это ты, хлопец? – Демид даже присвистнул. – Жалко стало чужого? А как этим бедолагам? Они сколько раз помирали от ужаса, видя наши рожи и угрозы смерти. Не жадничай, Ивась! С чего бы ты так?
Юноша не обиделся, но в душе согласен с друзьями не был. Последнее время он много думал. Дела на борту в Сан-Хуане было мало, и безделье навеяло на него странные для самого мысли. Он даже их побаивался, но избежать их не стремился.
К вечеру испанцы снесли всё, что требовалось. Кроме двух тысяч золотых песо, было около пятисот в ценных предметах украшений, посуды и тканей. К этому добавили штук тридцать свежих окороков, яиц несколько корзин, маиса, даже немного пшеничной муки, что было большой редкостью в этих местах. И несколько живых свиней, кур, гусей и прочей снеди, которую свозили на судно уже местные лодочники, избежавшие погрома.
– Бить всем сбор! – распорядился Мак-Ивен. – Джеймс, бей в барабан. Пора отваливать. Повеселились и хватит. А то перепьются, как в прошлый раз.
Шестнадцатилетний юнга Джеймс, которого все звали Пирожок за его улыбчивость и румяную физиономию, забил в барабан, сзывая разбрёдшихся матросов, беспечно отдавших себя на милость горожанам. Но те были слишком напуганы и не помышляли об отпоре или мести.
При свете луны «Миньон» неторопливо покинул гавань, взяв курс на юг.
Ивась стоял на румпеле, всматривался в стрелку компаса, поглядывал на чёрное небо в огромных хитрых звёздах, подмигивающих в вышине.
Рядом облокотился о поручни помощник Солт. С этим офицером у матросов были простые отношения. Не сравнить с Бартом.
Ивась чувствовал усталость, сонливость. У грот-мачты сидели четверо вахтенных матроса и играли в кости, вяло перебрасываясь словами. Всё вертелось о предполагаемой делёжке награбленного, и каждый мечтал по-своему ощутить свои богатства.
– Солт, может, я прилягу на полчасика! – взмолился Ивась, глянул на помощника без уверенности в успех его предложения.
Солт обернулся, безразличными, осоловевшими глазами смотрел некоторое время на молодого матроса и вдруг сказал:
– Ты, я видел, не очень-то охоч до рома, Джон. С чего бы это?
– Не нравится такое крепкое, как ром. Вино лучше.
– Ты молодец, парень. Недаром Том тебя просил устроить сюда. Ты хоть доволен этим?
– А что? Мне нравится всё новое. А тут столько всего, что в моей прежней жизни и за всю жизнь не увидеть. И возможность хоть немного скопить на будущее. Верно, Солт?
– Как сказать, Джон. Как сумеешь и как удастся. Ладно, Джон, ложись у румпеля, погода тихая. Я постою до ближайшей склянки.
Ивась тут же лёг на ещё немного тёплые доски палубы. Роса ещё не выпала и было сухо. Он уже стал быстро погружаться в сон, как что-то подтолкнуло его, и он очнулся. Прижатое к доскам ухо уловило тихие голоса.
Они доносились снизу, и Ивась не сразу сообразил, что под ним каюта капитана. Он прислушался.
– ...тебе говорю, Барт. Это мы провернём легко. Никто ничего не дознается. Завтра мы подбросим порядочный куш, как им будет казаться, и никто не догадается.
– А я считаю, что мы сильно рискуем, Бен. Солт постоянно что-то вынюхивает. Да и Крэбб, хоть и держит нашу сторону, однако не прочь и собственную игру затеять.
Ивась толкнул Солта ногой. Тот недовольно обернулся и увидел, как юноша отчаянно приглашает того послушать.
Помощник приник к палубе. Долго слушал, а Ивась только смотрел, не сообразив опять лечь на палубу. А когда он лёг слушать, разговор передел совсем на другое, неинтересное.
Ивась в некотором замешательстве уставился на помощника и машинально положил руку на рычаг румпели.
Тот со сжатыми губами молчал, размышляя. Потом повернул голову к Ивасю, спросил шёпотом, словно его могли услышать:
– Что ты слышал, Джон? Можешь вспомнить?
Ивась призадумался. В голове путалось, но память всё же вытащила на поверхность слышимое им. И он как мог пересказал Солту слова говоривших.
Солт ничего не сказал. Его губы по-прежнему были сжаты, глаза устремлены в одну точку.
Так и не сказав ни слова, помощник ушёл на нижнюю палубу, где стал неторопливо прохаживаться у правого фальшборта.
Ивасю совсем перехотелось спать. Его смущали услышанные слова и то, как повёл себя Солт. Очень хотелось поговорить с друзьями, но не хотелось будить их. Да и оставить румпель он не имел право.
Он едва не прозевал отбить время в колокол. Он бил тихо, но звук в ночи пронёсся над морем колесницей богов, прогрохотавших в небесах.
Неделю спустя подошли к городку Гуаяма. Порт был крошечным, с десятком лодок и небольших яхт для прогулок знати.
– Время поджимает, Барт, – говорил Бен помощнику. – Обстреляем город и потребуем не менее тысячи песо и провиант и уберёмся восвояси.
– Надо подойти ближе и приготовить шлюпки с призовой командой, – отозвался Барт. – Я пойду в город за добычей, а ты тут следи за морем.
Две шлюпки уже покачивались у трапа. Канониры готовили пушки.
Прогрохотал жидкий залп из трёх пушек. Ядра с шипением унеслись к городку и вздыбили столбы пыли. Тут же поднялась паника. Шлюпки мощными гребками быстро приближались к причалу.
В четверть часа матросы были в городе и быстро оповестили горожан о своих требованиях.
– Если требование не будет выполнено через час, то два дня город будет гореть ярким пламенем. – Барт говорил неторопливо, значительно и требовательно. – И требуем мы не так много, сеньоры. Тысяча песо золотом, мясо, хлеб и прочие продукты. И думайте быстрее. Мои матросы сгорают от нетерпения потешиться вашими дочерями, сеньоры.
Совещались граждане недолго. Коррехидор с тяжёлым видом согласился с требованиями Барта, попытавшись испросить за это помилование всего живого и сохранения городка.
– Через час всё должно быть на берегу, сеньоры, и я обещаю никого не трогать и оставить город таким, как есть. Так что торопитесь!
Матросы отдыхали у пристани, поедали гору фруктов, присланных горожанами. Посмеивались, довольные вызванным страхом.
Уже через четверть часа стали сносить деньги и продовольствие. Рабы пригнали шесть свиней и сотню гусей, особо тщательно несли корзины с яйцами, ананасами. Мешок какао преподнесли, словно дар богов.
