Черный Союз - Алексей Птица
Теперь настала очередь немцев удивляться.
— Вы хотите собрать айнзацкоманду?
— Нет, совсем нет. Я хочу создать спецгруппу, способную быстро обучить моих людей нужным навыкам. Они должны не только владеть всеми видами оружия, но и уметь вести радиоперехват, обеспечивать скрытное наблюдение. Короче, нужны решительные и желательно не обременённые семейными обязательствами бойцы. И я должен иметь возможность с ними связаться.
— То есть вы хотите обеспечивать прямое руководство ими?
— Да, хотелось бы.
— Гм, не получится. Это банально не выгодно! Ни нам, ни вам. Нас здесь трое. Генерал Гольдбах, который сейчас почему-то упорно помалкивает, отправится в Эфиопию с вами или сразу вслед за вами. Его задачей станет координация приёма и размещения наших бывших сослуживцев на новом месте. Он поможет правительству Эфиопии правильно распределить свои силы и тому подобное. Будет главным консультантом и советником, обеспечивая работу наших людей.
— Вот и отправьте вместе с ним несколько инструкторов для обучения солдат отрядов спецназначения. И, как я говорил, выделите мне пять человек специалистов для работы в Союзе. Кстати, они должны хорошо говорить по-русски.
— Гм, первое условие мы с радостью выполним, а вот второе нам нужно обдумать. Вы хотите работать с ними в СССР?
— Да. Если вы согласитесь на эти условия, то всем, прибывшим в Эфиопию, гарантируется бесплатное обеспечение продовольствием и размещение за счёт государства. По крайней мере, на первые полгода службы. Кроме этого, будут заключены договора на строительство жилья, инфраструктуры и прочих сооружений. И для этого я планирую привлечь фирмы из Восточной Германии. Вам же это выгодно?
Немцы переглянулись.
— Нам надо посовещаться. Скажите, а ваше предложение исходит лично от вас, или вы говорите от лица вашего правительства?
Тут уж я оказался в щекотливом положении. И вот как им ответить? От себя? А кто я такой, собственно говоря?
— Эй, скажи-ка нам, пацан,
Что за фрукт ты?
— Я — банан!
Чернокожий и курчавый
Жажду денег я и славы!
— Совещайтесь, — покладисто согласился я, старательно уходя от ответа на вопрос о своей роли в этих переговорах. — Мне бы тоже желательно проконсультироваться кое с кем, но я не в своём посольстве, а у вас… в гостях.
— Нам показалось, что у вас полный карт-бланш в решении многих вопросов.
Не удержавшись, я чуть скривился: дожать решили! Но тут же поспешно стёр гримасу недовольства с лица. Гроссман, кажется, успел её заметить, но не понял моей реакции.
— Вы сильно забегаете вперёд. Я доложу о вашем предложении послу. Он направит запрос в правительство. И лишь получив ответ, мы выполним все предписания руководства нашей страны, — как можно официальнее проговорил я.
— Герр Баста, давайте уже играть по-честному, — не выдержал Гроссман. — Ваш посол имеет ко всему этому такое же отношение, как и наш герр канцлер. То есть что-то слышал и, возможно, знает, но за этим не следит и всё время оглядывается на кого-то. И этот «кто-то» явно сидит в этой комнате. Именно вы располагаете теми почти неограниченными полномочиями и доступом к финансам, которые были задействованы в наших сделках. И ваш посол вам в этом не указ! Возможно, все его функции сводятся к простой помощи или вообще номинальны.
— Не придумывайте! Я лишь взял на себя полномочия озвучить вам предварительные условия на ваше предложение. Да, у меня есть некая свобода в моих действиях, но не более того. Куда мне пойти, чтобы вы могли посовещаться?
— Йоахим, проводи, пожалуйста, герра Басту в комнату отдыха, — обратился Гроссман к бывшему зампотеху ННА Гольдбаху.
— Да, конечно.
Гольдбах встал и коротким скупым жестом пригласил меня в другую комнату. Войдя в неё, мы расположились в глубоких, обшитых крепкой чёрной кожей креслах. Рядом на столе стоял электрический чайник и чайный набор. Отдельно лежали коробка шоколадных конфет и горка бутербродов с колбасой и сыром. М-да, а бутеры-то с икрой канули в лету вместе с берлинской стеной. Впрочем, с колбасой тоже сгодятся.
— Чай, кофе?
— Кипятка, пожалуйста, без ничего, — остерёгся я.
Конечно, яд можно засунуть и в бутерброд. Там его спрятать даже легче, чем в крепких напитках. Как-то само собой вспомнилось убийство Распутина, перевранное Пикулем. Но от еды проще будет избавиться, банально вызвав рвоту. Вода же слишком быстро всасывается.
Генерал удивился, но просьбу гостя выполнил. Он молча плеснул в кружку мейсенского фарфора кипятка и поставил передо мной поднос с бутербродами. Есть я действительно хотел. Делая вид, что отпиваю, украдкой принюхался. Не заметив никаких странных запахов, сделал один маленький робкий глоток. Вода, обыкновенная разогретая вода. Пить можно.
Потянувшись во внутренний карман, я достал оттуда две перьевые ручки. Проверив их, одну убрал обратно в футляр, а другую оставил. В ней-то как раз яд был. Ну, так, на всякий случай. На самом деле ручка представляла собой обыкновенный распылитель. Давишь на поршень, а из пера вместо чернил вылетает маленькое облачко смертельного яда, попадает в лёгкие и… Привет, Змееголовый!
Но всё обошлось. Мы спокойно пили (я кипяток, а Гольдбах кофе), заедая напитки бутербродами. Почувствовав запах кофе, я потянул носом и сказал:
— Хреновый кофе.
— Почему? — удивился немец.
— Не знаю, может, просто сорт дрянной, или не вызрел до конца, — пожал я плечами. — Вот у нас на Родине не кофе, а нектар богов по сравнению с этим пойлом. Уже подумываем: пора вплотную заняться развитием эфиопских плантаций.
— Это да, — генерал оказался немногословен. — Вашей стране нужны деньги. А кофе любят во всём мире.
Мы ещё поговорили на эту тему, съели бутерброды, потом он посмотрел на часы и сказал:
— Пожалуй, нам пора обратно.
— Пожалуй, да, — согласился я с ним, мы поднялись и вернулись в исходный кабинет.
Глава 16
Нападение
Два бывших генерала, а сейчас просто безработные без пенсии сидели напротив друг друга и обсуждали только что вышедшего из кабинета Басту. Один — бывший генштабовец, другой — руководитель тайной полиции. Разумеется, тоже бывший.
— Ну, и что ты думаешь, Вернер?
— А что тут думать, Фриц? Разве у нас есть выбор?
— Конечно, выбор есть всегда! Или как говорят русские: есть три пути. Первый — это отказаться, второй — согласиться, а третий — забыть.
— При чём тут русские, Фриц? Нам же чуть ли не в открытую
