Александр Барышников - Клад Соловья-Разбойника
Едва переставляя ноги, Петрило подошел, встал в двух шагах, досмотрел в закаменевшее лицо своего спасителя.
— Благодарю, — глухо сказал он и поклонился.
— Разве я икона, что ты мне кланяешься? — с суровой насмешкой спросил Светобор.
— Ты выручил меня и и моих людей из полона, и я благодарю тебя, — тихо сказал Петрило.
— То-то и оно, что людей, — проворчал Светобор. — Они не в ответе, что воевода неразумен.
Петрило без обиды принял эти слова, потому что в них была правда.
— Ты снова пожалел меня, — сказал он, взглянув в глаза Светобора, который тотчас отвел взор в сторону.
— Я пожалел твоих людей, — упрямо сказал Светобор, глядя в речную даль. — А что до тебя:
Он ответил Петриле прямым суровым взглядом.
— В третий раз — не пожалею! Помни об этом я держись от меня подальше.
Светобор резко повернулся и зашагал к ватажке своих стоявших поодаль кормщиков. Петрило проводил его взглядом и поплелся через лагерь светоборовой дружины к своему притихшему воинству.
Речная вода унесет тяжелый разговор, думал он, погаснет свет нехорошего дня, ночь пройдет, займется новая заря, встанет солнце светлое, все наладится и устроится. Так было много раз, так будет еще неодинова. Это жизнь:
— Воевода? — позвал незнакомый голос. Петрило поднял глаза — высокий носатый парень, приветливо улыбаясь, манил его к костру, возле которого вечеряли чужие ушкуйники.
— Хлеб-соль, — воевода! — парень вежливо поклонился и тут же бесцеремонно растолкал своих товарищей, освобождая место.
— За что такая милость? — спросил Петрило и оглядел незнакомые лица.
— Прости, воевода, — парень снова поклонился, — но не могу я спокойно смотреть на тех, кто тощее меня. Ушкуйники захохотали, и Петрило готов был нахмуриться.
— Не слушай его, воевода? — крикнул тоненьким голосом шустрый мужичок в ловко зашитых сапогах. — Не зря его Помелом кличут.
Хлеб-соль тебе, не побрезгуй!
Чужая беззаботность обогрела скорбное сердце, Петрило улыбнулся и сел к костру. А Помело уже тащил из котла немалый кус вареной дичины.
— О людях своих не печалься, — тоненько заговорил щустрый ушкуйник.
— Все будут сыты-довольны. Мало ли чего на волховском мосту случается, а здесь, в стране чужой-далекой, мы землякам всегда рады.
Вот так бы и в Новгороде, думал Петрило, кусая мясо, жить одним костром, одним котлом. Да хозяин его, Дмитр Мирошкинич, разве допустит этого?..
— А правда ли, воевода, — спросил неугомонный Помело, — что вы за биарским золотом ходили?
— Да уймись ты! — рыкнул здоровенный детина, сидевший рядом с Петрилой. — Пригласил гостя, так дай поесть спокойно.
Он замахнулся широкой ладонью, словно собираясь отшлепать шаловливое чадо, и в лучах заходящего солнца блеснул в глаза Петриле приметный камешек на узком золотом ободке. Не помня себя, Петрило перехватил на лету руку соседа своего, зорко вгляделся в колечко на толстом корявом мизинце.
— Откуда это? — спросил взволнованно.
— Долгая притча, — прогудел детина, высвобождая руку. — Ты, воевода, кушай, Помела не слушай, его слушать — только сердце рушить.
Но Петриле было уже не до еды. Поднявшись на ноги, он поблагодарил за хлеб-соль и сделал шаг в сторону от костра. Шустрый мужичок толкнул в бок носатого Помела.
— Ну вот, — сказал огорченно жиденьким голоском, — речью своей мимосмысленной смутил воеводу, ему и кус в горло нейдет:
— Как звать тебя, воин? — спросил Петрило детину с колечком.
— Кистенем кличут, — отвечал тот.
— Ты, Кистень, проводи меня, — попросил Петрило. — Потолковать надобно.
Когда отошли подальше, повторил снова:
— Откуда у тебя колечко это?
Кистень неспешно рассказал о давнем ночном происшествии, когда отбил он у неведомых татей чужую женку с малыми чадами.
— Да так ли было все? — допытывался Петрило.
— Истинно так, — подтвердил ушкуйник.
Петрило помолчал, все еще сомневаясь, веря и не веря в происшедшее тогда, на ночной новгородской улице, и происходящее сейчас, на этом чужом берегу за много верст от дома. Но вот он, перстенек, который сам же и дарил еще до свадьбы, с другим не спутаешь. А в бесхитростных глазах Кистеня не отыскивается даже самой крохотной лукавинки, да и какая ему корысть лгать-обманывать? Истинно так!
— Дай, воин, обнять тебя. — растроганно сказал Петрило. — Ведь женку мою, Варвару Калиновну, с чадами нашими, оборонил ты от злой доли:
— Во она как! — изумился ушкуйник, неловко высвобождаясь из петриловых объятий, и разом угас в душе его слабый, глубоко упрятанный огонек надежды: надежды на что? а кто ж это знает, кто ведает:
— Коли так, — молвил Кистень осевшим голосом, — возьми перстенек, тебе он более надобен.
— Нет, нет? — горячо возразил Петрило. — Прими его, но не в уплату за труды твои, а в знак благодарности. В теперешнем моем положении мне нечем заплатить, но знай — отныне я должник твой.
— Да ладно, — отмахнулся Кистень. Сердечно попрощавшись, Петрило побрел к своим ватажникам, Слава тебе, Господи, думал он, и неподъемный камень, давивший на сердце все это время, рушился и осыпался, скомканная душа расправлялась и наполнялась cветом, тихой радостью и новыми надеждами. Хитро ты, жизнь, устроена — одной рукой губишь, другой голубишь, сама в яму толкаешь, сама соломы подстилаешь: Хотя соломы той не так уж богато, а от толчков да затрещин только успевай утираться, Вспомнил Петрило старого Невзора, щербатьй рот его, извергающий словеса разящие, сощуренные глаза, наполненные обидным презрением. А что Невзор? Не вожжа рвет губу лошадиную — возница безжалостный:
Вспомнил Петрило разговор с Дмитром Мирошкиничем, масляные глаза его, участие и сочувствие к делам слуги своего, льстивые вопрошания о здравии женки и малых чад. Как приятно было слушать эти речи, и думать не думал отрок боярский, что ласковый хозяин змеем ползучим струится и доверчивую душу, ищет местечко самое ранимое, чтоб ужалить побольнее. Светобор, враг непримиримый, пожалел дважды, а боярин-благодетель: Как служить, как верить, как жить после этого?
Кимера
— Дедушка? Дедушка? — закричала девочка, вбежав в дом Доброслава. — Я тебе ягод набрала? Ох, и слад…
Она осеклась и остановилась на бегу, увидев сидящего в переднем углу незнакомого человека. Моргнув глазенками, перевела обеспокоенный взгляд на Доброслава.
— Не пугайся, солнышко, — ласково сказал старик. — Это гость наш, дядя Невзор.
Девочка улыбнулась, поклонилась гостю и поставила на стол туесок с земляникой.
