Вера Космолинская - Смех баньши
Весело тявкая, нас догнал адский пес. Галахад нагнулся в седле, протягивая ему хлыст. Пес вцепился в него зубами, и Фризиан втащил его наверх.
— Ну-ка, песик, голос! — скомандовал Фризиан.
Тот, бестолково размахивая лапами, завилял хвостом и лизнул своего покровителя в нос. Фризиан, не успев увернуться, издал досадливый возглас.
— Ты кому, собственно, командовал? — спросил Олаф, под наш смех.
Беззаботно подскакал Бедвир, и заправил за ухо мешающую светлую прядь.
— Э… кстати, насчет собачки. Вы ее уже как-нибудь назвали? А то как-то неудобно, что ее так и зовут — то зверюшка Аравна, то чертова животинка, то адское отродье.
— Это тебе Бран сказал, что если дать ей имя, будет не так страшно? — поинтересовался я.
— А чем вам не нравится такое гордое имя, как Адский пес? — полюбопытствовал Фризиан с ангельски невинным видом.
— Хе! — сказал Бедвир. — Да не то чтобы не нравится, но ей-богу, смущает.
Фризиан царственно отмахнулся.
— Не будем торопиться. Не так-то просто дать достойное имя адской гончей.
Бедвир со смешком закатил глаза.
— Кажется, у этого объекта мы собираемся остановиться, — похоронным голосом сообщил Ланселот.
Объектом был постоялый двор с привязанным у входа пучком остролиста. Буколическое заведение, смахивающее на старый добрый свинарник. Последний тоже был где-то здесь, о чем свидетельствовали запах и отчетливое хрюканье, доносящееся не издалека. Из лабиринта дощатых построек и плетеных загородок слышалось животное многоголосие. Ржание, гогот, кудахтанье, лай и прочее, от чего завяли бы уши у всякого цивилизованного человека. На нас же особенного впечатления это уже не производило — видно, начали входить во вкус, хотя воспринимать окружающее непосредственно было не совсем то, что через призму чужого сознания и мировоззрения, иных памяти и привычек. Обычным перемещением, как теперь, мы не пользовались со времен учебы, когда это было только наглядным примером того, что, в сущности, уже ушло в прошлое. Так что в наших реакциях мы порой чувствовали некоторый недостаток желаемого профессионализма. Но когда вообще удается полностью достичь желаемого?
День катился к мутному закату и хотелось бы надеяться, что предстоящая ночь пройдет не беспокойнее предыдущей. Вчера мы встали лагерем в довольно-таки густой лесной чаще. Несмотря на последнее, волки и разбойники обходили нас далеко стороной. До глубокой ночи у костров рассказывали байки о подвигах, потом — жуткие истории о призраках, проклятиях и мести мертвецов, перешедшие затем снова, чтобы развеять напущенный ужас, к россказням о том, кто, как, кого зашиб понадежнее, с тем намеком, что мертвые, в общем-то, не кусаются, если соблюдать осторожность. Как заметил один парень по имени Дерелл:
— Если видишь мертвеца, ткни его мечом как следует, а то еще, не дай бог, поднимется.
Тут же обсудили и ловкие приемы ведения боя. Марцеллин поведал нам жуткий секрет — нет средства вернее, чем «подлый удар в спину». Пока все катались со смеху, он пояснял:
— Нет, серьезно! Вот говорят — не бей в спину. А куда ж, дохлый фомор побери, еще попадешь, когда он во весь дух улепетывает?!
Галахад, посчитав, что все достаточно развеселились, счел это за вызов и поведал историю ужасов собственного сочинения — о лесных дебрях, о черном сердце густой чащи, где скрипучие деревья передвигаются, сбивая путников с толку, выщелкивают сухими сучками страшные заклинания и выпивают из смертных жизнь и душу, так что они навеки остаются там, становясь такими же деревьями-упырями, чья единственная цель и наслаждение — ловить человеческие души и дальше, превращая людскую плоть в холодную, источенную червями древесину, почти бессмертную и вечно страдающую от гложущих ее жучков, животных, уродливых грибов и зимних морозов. Это была леденящая кровь история о верной дружбе и любви, от которой у слушателей перестал попадать зуб на зуб. А было в ней следующее, опуская некоторые лирические подробности:
Один человек отправился как-то на охоту, да заплутал. И куда бы он ни ехал, лес кругом становился все гуще, деревья вставали все плотнее и плотнее, и когда он уже обезумел от отчаяния и страха и вконец обессилел, деревья подступили вплотную, обхватили его ветвями и стали сдавливать, пока не раздавили в страшных муках человеческое тело, превратив в жесткий ствол дерева. И был у этого человека верный друг, его названный брат, что поклялся найти его. К несчастью, его поиски увенчались успехом. Тогда жена первого неудачника, дама весьма преданная и отважная, сама решилась отыскать возлюбленного или отомстить за него. И также отправилась в лес, вооружившись топором, кремнем и трутницей. Как женщина умная, как только ей становилось не по себе, а лес казался слишком густым и темным, она разжигала костер, и — пожалуйста, лес тут же редел. Но окончательно поняла она, что дело нечисто, когда срубила один ствол, испустивший человеческий предсмертный крик, и из сруба истекла скудная капля крови. Соседнее же дерево все задрожало, застонало, и капли росы упали с него как слезы, когда оно горестно заплакало. И знаком был женщине этот голос — голос ее потерянного супруга. В великой печали, потеряв голову, бросилась она к дереву и заключила в крепкие объятия. Но объятия дерева были еще крепче… И сжав ее в чудовищных тисках, кривые сучья обратили ее в тонкую трепещущую осину, с листьями, горящими брызнувшею выдавленной кровью. Но никто бы не понял этого, увидев осину — ведь стояла осень.
Под конец истории все дрожали как осиновые листья. Учитывая почти гипнотические способности Фризиана, в этом не было ничего удивительного. Тон, бархатный голос, проникающий глубже, чем сталь, небрежная естественность и смиренное сокрушение над вымышленным несчастьем. Потом сам Галахад, как ни в чем не бывало, дожевал оленину и с удовольствием допил вино. Остальных почему-то охватила отвратительная трезвость, и всю сонливость как рукой сняло. Как-никак, дело было в лесной чаще.
Поскольку Фризиан так об этом и не позаботился, пришлось всех успокаивать замечанием, что пока костры не погашены, подобные напасти нам никак не грозят. К тому же, дело было в давние времена, когда основным металлом для людей была бронза, а с приходом холодного железа, которым, между прочим, каждый из нас обладает, число зловредных существ, посягающих на человека, сильно поубавилось. Довод с холодным железом принес всем некоторое облегчение. О его способности отпугивать злых духов известно было всем, и значит, были все основания уповать на его защиту.
— Ладно, ладно, — хитро сказал Галахад. — Надеюсь, дух Галапаса не придет к тебе сегодня ночью. Он ведь, говорят, был не обычный человек.
