Роберт Сервис - Аргонавты 98-го года
Мы притащили бревна для хижины и заложили фундамент. Теперь мы возводили стены, забивая между бревнами толстый слой мха. Однажды вечером я заметил мрачного Рибвуда, карабкавшегося по склону к нашей палатке. Он окликнул меня:
― Послушайте, вы как раз нужны нам.
― Для чего? ― спросил я. ― Не для того ли, чтобы опять спуститься в шахту.
― Нет, нам нужен ночной сторож, чтобы охранять участок. Четыре часа в ночь. По доллару за час. За последнее время было много случаев ограбления запруд, и мы боимся, чтобы нас не почистили. У нас теперь в ходу две девятичасовые шахты и мы очищаем их каждые три дня. Однако каждую ночь бывает четыре часа, когда никто не работает, и Гоффман предложил взять вас в сторожа.
― Хорошо, ― сказал я. ― Если мои товарищи не будут иметь ничего против.
Они согласились. В следующую ночь я отправился на участок, где перед тем работал, и провел там самые темные часы, охраняя его. Так повторялось еще около дюжины ночей. Настоящая темнота никогда не опускалась в эту ужасную долину и лишь сумерки окутывали ее, делая все серым и неверным. Это была неясная туманная оболочка, в которой предметы смутно смешивались и сливались между собой. На расстоянии нескольких футов от того места, где мы работали, начинались кусты, а густо растущие ольхи и березы могли бы скрыть целый полк воров.
Был самый темный и неверный час из всех четырех. Я сидел на страже на своем посту. Так как ночь была холодная, я захватил с собой старое серое одеяло, походившее цветом на сыпь золотого песка. За день в куче успели вырыть настоящую пещеру, и я заполз туда и закутался в одеяло. Со своего места я мог видеть ряд запруд. Надо мной царило величественное безмолвие ночи. Рядом лежало заряженное ружье.
― Если какая-нибудь свинья придет, ― сказал Рибвуд, ― всыпьте ему свинца вместо золота.
Лежа там, я стал размышлять о кражах Все они, несомненно, совершались знатоком своего дела. В некоторых случаях песок был отделен и золото выграблено, в других же в верхнюю часть запруд вливали некоторое количество ртути, которая, проникая внутрь, собирала весь песок. Каждый раз воры уносили от двух до трех тысяч долларов ― и все это за последний месяц. Среди нас был какой-то таинственный воровской мастер, действовавший быстро и уверенно, не оставляя абсолютно никаких следов.
Странно, думал я. Какими нервами, какой ловкостью, какой хитростью должен обладать этот полуночный вор. Какому отчаянному риску он подвергается. Ведь в глазах золотоискателей кража из запруды равносильна краже из ямы с съестными припасами. Расчет короткий: веревка, привязанная к ближайшему «подходящему вору по росту дереву.
Некоторое время я лежал совершенно спокойно, сонно следя за темными тенями сумерек.
Тсс… Что это? Сомнения не было. Где-то ниже по склонам шевелились кусты. Я напряг зрение: это были воры.
Я весь превратился в напряжение и волнение. Мое сердце колотилось, глаза пронизывали темноту. Я осторожно протянул руку и схватил ружье. Я наблюдал и ждал. Человек раздвигал кусты. Он заколебался, остановился, снова оглянулся, стал на четвереньки, пополз немного вперед. Все вокруг было спокойно, как в могиле. Внизу в хижинах мирно спали усталые люди; тишина и безлюдье.
Осторожно, пресмыкаясь как змея, человек приближался к запрудам. Никто, кроме зоркого сторожа, не мог бы заметить его. Он то и дело останавливался, оглядывался, внимательно прислушивался. С большими предосторожностями, не спуская с него глаз, я поднял ружье.
Теперь он был в тени ближайшей запруды. Он прижался к помосту, прижался так тесно, что глаз едва мог отличить его от дерева. Он был похож на крысу, темный, настороженный и зловещий. Я медленно прицелился.
Я ждал. Как бы то ни было, мне было противно стрелять. Нервы дрожали от напряжения. Твердость, больше твердости, ― говорил я себе. Я увидел, как он начал торопливо работать, лежа плашмя вдоль запруды. Как ловок, как хитер он был. Он разобрал запруды, чтобы дать вытечь воде, и тогда там, в открытых зарубках будет его добыча. Стрелять… сейчас… сейчас… В полуночной тишине раздался выстрел. Вскрикнув, человек покатился вниз, увлекая за собой разобранную запруду. Вода стекала на землю проливным дождем.
В ледяном ручье я схватился со своим пленником. Мы перекатывались несколько раз. Он старался задушить меня. Он был мал и очень силен. Он опускал лицо. С яростью, я изо всех сил дернул его к свету. Это был Червяк. Я издал крик удивления и моя хватка должно быть ослабела, потому что в это мгновение он сделал отчаянное усилие, извернулся как кошка и высвободился.
Люди бежали, кричали, подходили к нам со всех концов.
― Держите его, ― крикнул я, ― вот он бежит!
Но маленький человечек мчался вперед как олень. Он был уже в кустах, прорывался через все препятствия, увертываясь и извиваясь, вверх, по холму. Справа и слева бежали его преследователи; они принимали в полутьме друг друга за вора и, возбужденные охотой за человеком, вопили как оглашенные, и среди всего этого я лежал в луже грязи и воды, с вывихнутой кистью и укушенной ногой.
― Почему вы не задержали его? ― кричал Рибвуд.
― Я не мог, ― ответил я. ― Я оберег вас от кражи, а он получил немного свинца. К тому же я знаю кто он. Это Пат Дуган.
― Присягнете на суде?
― Присягну.
― Ладно. Мы поймаем его. Я первым делом пойду утром в город и достану приказ об его аресте.
Он действительно поехал, но вернулся на следующий вечер с угрюмым и растерянным видом.
― Ну, как насчет приказа? ― спросил Гоффман.
― Не получил его.
― Не получил?
― Нет, не получил, ― выпалил Рибвуд. ― Послушай, Гоффман, я встретил Локасто. Черный Джек сказал, что Пат был спрятан, мертвецки пьяный, для всего мира в задней комнате салуна «Омега» всю ночь. Там есть двое каких-то забулдыг и буфетчик, которые готовы присягнуть в этом. Что мы можем сделать против этого? Послушайте-ка, молодой человек, я думаю, что вы обознались.
― Я уверен, что нет, ― возразил я твердо. ― Это был Пат.
Они оба посмотрели на меня с минуту, потом пожали плечами.
Глава XI
Время шло и постройка хижины спокойно подвигалась к концу. Крыша из жердей была уже на месте. Оставалось только покрыть ее мхом и оттаявшей землей, чтобы закончить наше будущее жилье. Мне кажется, что это были самые счастливые дни из всех проведенных мной на Севере. У нас было такое дружное трио. Каждый старался сделать больше другого и мы соперничали в мелочах взаимной предупредительностью. Я снова поздравил себя со своими товарищами. Джим, несмотря на охватывавший его временами проповеднический пыл, был олицетворением ласковой доброты, веселости и терпения. На меня действовало освежающее сознание, что среди такого множества людей, закосневших в грехе, есть один, который всегда звучит подлинно и чисто, как золото в тазу. Что касается Блудного Сына, то это был принц. Я часто думал, что Господь Бог при его рождении влил могучую пригоршню солнечного сияния в этого ребенка.
