Поль Феваль - Черные Мантии
– Шварц скроен из того материала, из которого делают крупных финансистов, – высказал он вслух свою мысль. – Теперь он мне родственник. Ничто не должно ему мешать.
Потом, неожиданно остановившись перед господином Лекоком, старик добавил:
– Где этот Мэйнотт?
– У меня.
– Спит, ты сказал?
– Нет. В обмороке.
– По какому случаю?
В двух словах господин Лекок описал сцену, свидетелем которой он стал в храме Сен-Рош. Полковник взял со стула просторную шелковую душегрейку и протянул ее Лекоку, который помог хозяину вдеть руки в рукава.
– Ничто не должно мешать Шварцу, – повторил старик. – Я больше рассчитываю на тех, кого могу запугать, чем на тех, кто работает со мной на равных. Шварц будет крупным финансистом. Я придержу его для моего последнего дела.
Господин Лекок, который стоял позади полковника, исполняя роль лакея, молча улыбнулся.
– Значит, вы намечаете еще одно дело? – проговорил он.
– А разве я это сказал? – раздраженно возразил Главный. – Пошли-ка посмотрим на твоего мертвеца.
Когда они направились к двери, на лестничной площадке раздался негромкий шум. Господин Лекок открыл дверь; за ней никого не было. В вестибюле лакей, похожий на бывшего монаха, подал своему хозяину широкополую шляпу и надел ему на ноги деревянные башмаки. Во дворе кучер поливал водой колеса модного экипажа. Слышно было, как в конюшне били копытами лошади.
Полковник и Лекок пошли пешком. Старика должны были защитить от возможной непогоды не только деревянные башмаки, но и зонтик. Спустя минуту после того, как хозяин и гость покинули дом, вихрь промчался через двор и вылетел на улицу.
– Мадемуазель Фаншетта! – закричал привратник.
– Я несу деду козырек, – ответила девочка. И шумный, смеющийся вихрь бросился вдогонку за полковником, потрясая зеленым шелковым козырьком.
Но у поворота на улицу Терезы вихрь остановился.
Вне всякого сомнения, козырек, зонтик и деревянные башмаки достойно украшают старость. Полковника в квартале знали. Все лавочники почтительно здоровались с ним.
Мадемуазель Фаншетта с серьезным видом следовала на некотором расстоянии за стариком и его спутником.
На вопросительные взгляды лавочников она скромно отвечала:
– Я несу дедов козырек.
Комната господина Лекока была в том же состоянии, что и раньше; ключ он брал с собой. Прошел уже час с тех пор, как Андре Мэйнотт лишился сознания; но распростертый на кровати, он по-прежнему не шевелился. Склонившись над его рукой, полковник нащупал пульс.
– Крепкий парень! – проговорил он. – В тот день, когда я подсунул ему боевую рукавицу вместе с кучей старых железяк, он мне сказал: «Две недели потружусь и заработаю тысячу экю…» Вот дьявол!
Он отпустил руку Андре, которая безжизненно упала, и с улыбкой взрослого ребенка заявил:
– Да, дело с боевой рукавицей – это высокий класс!.. Долго готовили… и ловко сработали, а, Приятель?
– Никто бы не смог сделать лучше, – убежденно ответил господин Лекок.
Затем, взяв, в свою очередь, руку Андре, он спросил:
– Вы думаете, выкарабкается?
– Самостоятельно – нет, – холодно произнес полковник.
Наступило молчание.
– Сколько вы даете ему времени? – задал еще один вопрос господин Лекок.
Старик вынул массивные часы – видимо, эпохи Людовика XVI.
– Сегодня утром ко мне приходил доктор, – медленно проговорил он. – Этот милейший человек заявил, что для излечения моей астмы требуется время! Покинув меня, он отправился в почтовой карете в Фонтенбло, куда его вызвал господин Вилель… Ты пойдешь к доктору домой, скажешь, что твоему другу необходим врач; пошумишь, устроишь скандал, дождешься его возвращения и примчишься с ним сюда во весь опор…
– Будет слишком поздно! – проговорил несколько сникший Лекок.
– Увы, да! – тихо ответил полковник. – Пошли!
– Но, – заметил господин Лекок, – нужно будет засвидетельствовать смерть.
– Но ведь ты приведешь доктора…
– А официальная регистрация? Полковник довольно улыбнулся.
– И что вы будете делать, когда я вас покину, мои бедные дети? – воскликнул он. – Ведь вы удивительно несообразительны! Вот ты уже и захныкал, а, Тулонец? Успокойся; я снова все беру на себя: это будет мое последнее дело.
Так решилась судьба Андре Мэйнотта. Старик и молодой человек отошли от кровати; полковник опирался на руку господина Лекока – но тот вдруг остановился и, побледнев, спросил:
– Вы слышите?
В передней с грохотом упал стул.
Тяжелые веки полковника задрожали; в его холодных глазах сверкнули искры, и он громко, с явным состраданием произнес:
– За доктором, мой мальчик, и немедля! Даст Бог, не опоздаем!
Эти слова были предназначены для тех, кто подслушивал в коридоре. Господин Лекок, очень взволнованный, спросил:
– Кто там?
Ответом ему стал взрыв смеха, того самого громкого, заливистого смеха, который мы уже слышали на лестнице дома на улице Терезы. Лекок нахмурил брови; полковник попятился с раскрытым ртом.
В один голос они воскликнули:
– Фаншетта!
Дверь в переднюю внезапно распахнулась. На пороге появилась девочка с глазами, полными отваги и любопытства, с высоко поднятой непокорной головой. Ее взгляд пробежал по комнате.
– Мой добрый дедушка, – произнесла она насмешливо-нежно и вместе с тем дерзко-шаловливо, – я принесла тебе козырек.
Потом, вбежав в комнату, она добавила:
– Я никогда не видела мертвецов… Скажи, ты мне покажешь покойника, мой добрый дедушка?
XVII
ПОСЛЕДНЕЕ ДЕЛО ПОЛКОВНИКА
Полковник относился к людям, которые ничему не удивляются. Он всегда презирал опасность, кроме разве что тех случаев, когда оказывался на поле брани. В компании головорезов, готовых на все, он по праву считался самым решительным… Хладнокровие полковника сделало его главой таинственного клана, который жил преступлениями – и жил отлично.
Но на земле нет совершенства! Этот завоеватель, чье темное могущество одержало верх над полицией той эпохи, этот суверен, этот святейший папа каторжников, этот полубог, сильный как сам по себе, так и мощью жуткой ассоциации, воплощением которой он являлся, становился слабым, как дитя, перед мадемуазель Фаншеттой, десятилетней девочкой – своей двоюродной племянницей.
Повернувшись к господину Лекоку, бледному от страха и гнева, старик победоносно улыбнулся:
– Как тебе это нравится, Приятель? – проговорил он. – Вот чертенок! Как она сюда пробралась? Найдешь ли другую такую в Париже?
Господин Лекок пожал плечами. Фаншетта, стоя перед ними, переводила взгляд с одного на другого. Ее большие дерзкие глаза блестели на бледном лице.
