Поль Махалин - Крестник Арамиса
— Сейчас поймете… Я скажу коротко: деньги, которые я только что проиграл, мне не принадлежат… Это жалованье всей роты. Что поделаешь — увлечение, страсть игрока, лихорадка, азарт… И вот завтра мне надо будет сознаться… Вся армия узнает, что в ее ряды затесался вор… Меня, старого солдата, который двадцать лет потел под ратными доспехами и никогда не посрамил чести воина, ждет позор.
Несчастный сник, совсем уничтоженный этим признанием.
— Пощадите меня, спасите от стыда, осуждения, каторжных работ… Исполните приговор, который я сам себе вынес в глубине собственной совести… Убейте меня, господин Жюссак, прошу вас об этом на коленях… Убейте, если не хотите, чтобы я пустил себе пулю в лоб или вонзил в сердце шпагу, которую недостоин носить.
Взволнованный, барон схватил его за руки.
— Черт возьми, капитан, к чему такие мысли?.. Давайте представим, что я у вас ничего не выиграл… Деньги, на столе, возьмите их и заплатите своим людям, а если не хватит, смело добавьте из моего кошелька. Да и товарищи не откажут вам в помощи.
Капитан удивленно смотрел на Элиона и молчал.
— Что, собираетесь отказываться?.. Своего друга хотите обидеть… — не унимался молодой человек.
И дружески ударил старого офицера по плечу.
— Итак, решено! Ведь вы не захотите отнять у меня единственную радость, которая способна утешить в горе, — помочь армейскому товарищу и сохранить для короля одного из лучших солдат…
Тресарди мрачно посмотрел на Элиона. В его мутных глазах заблестели слезы. Он обнял молодого человека, крепко прижал его к своей широкой груди и заплакал.
— Тысяча чертей! Лейтенант, вы — благородный человек! — проговорил он сдавленным голосом. — Отныне я с вами до последнего вздоха… Да, друг, черт меня подери!.. Друг, который умрет за вас и развеет все печали…
— Увы! — вздохнул крестник Арамиса. — Есть печали, которых не развеешь… А дружбу вашу я принимаю всем сердцем. — И учуяв аппетитные запахи, шедшие из столовой, добавил: — Присоединимся же, наконец, к товарищам! Наш разговор слишком затянулся, капитан… Боюсь, нам останется только дно облизывать…
Этот случай сдружил их, и они стали неразлучны, как Орест и Пилад. Думаю, если бы эта пара существовала в действительности, ее наверняка показывали бы на ярмарке. Итак, бывшие противники сели за стол и заработали челюстями, желая наверстать упущенное.
В столовой царил веселый гомон, но вдруг всё разом смолкло — офицеры прислушались: издалека доносился топот копыт.
— Господа, — сказал шевалье д’Эсбле, — де Мовуазен вернулся с прогулки вместе со своей женой, прекрасной маркизой.
— Господин де Мовуазен тоже здесь?! — воскликнул барон удивленно.
— Да, он командует легкой кавалерией, — ответил шевалье.
— Ставленник дю Мэна, — проворчал капитан. — Уверен, его послали в армию только для того, чтобы шпионить за генералом, который явно не пользуется расположением Вечной.
Вечная — еще одно насмешливое прозвище, которым наградили мадам де Ментенон.
— Господин де Мовуазен женился? — спросил крестник Арамиса.
— Да, и все волочатся здесь за его женой, де Вандом первый… К тому же маркиз определяет погоду в штаб-квартире!.. Отвратительный господин, между прочим, со взглядом, ничего не выражающим, и с медово-уксусной улыбкой.
Молодежь столпилась у раскрытых окон. Господин де Жюссак тоже не мог сдержать любопытства, он протиснулся между де Мираваем и д’Эсбле и жадно впился глазами в даль.
На мосту показалась небольшая группа всадников: супруги де Мовуазены и несколько адъютантов генерала де Вандома. Во главе кавалькады скакала маркиза, и молодые офицеры, устремив на нее восторженные взгляды, вздохами и восклицаниями выражали свое восхищение. Разглядев черты ее лица, Элион испуганно вскрикнул.
Это была Арманда.
В элегантном костюме для верховой езды из зеленого сукна с оранжевой обшивкой, — то были цвета, принадлежавшие полку ее мужа, — она грациозно сидела в седле, демонстрируя совершенство своей талии.
Когда всадники проезжали мимо окон, офицеры обнажили головы и принялись кланяться. Каждому хотелось выразить восхищение этой молодой женщине, каждый мечтал, чтобы только ему предназначалась ее улыбка, обворожительная, но холодная, как и блеск ее глаз.
Ни она, ни господин де Мовуазен не заметили Элиона.
Всадники исчезли в дорожной пыли, и перед окнами появился запыхавшийся сержант.
— Господа офицеры, всех немедленно к майору!
Через пять минут постояльцы «Кастильского оружия» собрались вокруг почтенного Будевиля для того, чтобы ознакомиться с депешей министра Поншартрена.
— Господа, — сказал майор, — отныне у нас новый полковник, господин де Нанжи. — И бывалый солдат, раздраженный назначением салонного ветреника, этого придворного мотылька на серьезную должность, сердито добавил: — Прекрасный Нанжи, как его называют… Любимец всех дам двора… Сам распространялся о своей интрижке с женой дофина.
И старый майор вздохнул с грустной усмешкой:
— Кажется, и он привезет свою молодую супругу, как и этот Мовуазен… Подумать только! Его жена присутствует на всех совещаниях в штаб-квартире и высказывает мнение обо всех операциях!.. Дьявольщина! Если так и дальше дело пойдет, если этот парад юбок не прекратится, то лагерь де Вандома скоро станет маленьким Версалем и мы уже дюжинами будем исчислять всяких там Ментенон, хотя и одной-то более чем достаточно!..
II
В ШТАБ-КВАРТИРЕ
Генеральный штаб герцога де Вандома занимал в Бриуэге обширный дом, расположенный на городской площади. Это была небольшая площадь с балконами и террасами, с изящной аркадой и причудливыми портиками.
Поднимемся же, с позволения нашего читателя, в комнату, располагающуюся во втором этаже. Здесь обитает лицо, с которым нам надлежит познакомиться.
Этому человеку было, по-видимому, лет около сорока. Был он среднего роста, крепкого сложения, несколько полноватый. Расположение к себе он мог вызвать отнюдь не внешним своим видом: вряд ли встретишь гуляку или нищего, одетого с большей небрежностью и в столь изношенное, потертое, изорванное платье, разукрашенное винными пятнами и следами жира. Из-под расстегнутого камзола нашего нового знакомого выглядывало белье сомнительной чистоты, галстук был завязан кое-как, пожелтевшие кружева манжет обтрепались и бахромой свисали на кисти рук, не менее грязных. Лицо господина покрывала четырехдневная щетина.
При всей своей неопрятности, непростительной для человека его рождения и положения — герцог Вандомский, Луи-Жозеф, был правнуком Генриха IV, сыном де Меркёра, женатого на Лауре Манчини, — он высоко держал голову и имел вид непреклонный, гордый и истинно благородные манеры.
