Михаил Голденков - Три льва
— Разрешите представиться: Александр Семенович, морской капитан линейного корабля первого ранга «Цмок», — произнес он, как только два турка (хотя турками их можно было назвать вполне условно), приковавших Кмитича кандалами, удалились, — нас тут двое с борта «Цмока». Еще есть мичман Попович.
— Пан Самуэль Кмитич, — кивнул ему полковник, — оршанский староста и полковник, инженер артиллерии.
— Ого! Приятно встретить земляка так неожиданно, — усмехнулся белыми ровными зубами Семенович.
— Моего учителя по артиллерии тоже фамилия была Семенович, — ответил Кмитич, — не родня ли вы Казимиру Семеновичу?
— Казимиру Семеновичу? Славутому инженеру? К сожалению, нет. Хотя счел бы за честь, если бы выяснилось, что мы близкие родственники, — отвечал капитан.
— Давно в плену, пан полковник? — спросил Семенович.
— С конца августа.
— О, еще, значит, совсем свежий! Как там, на войне?
— Плохо. Уступили туркам все Подолье. Я сам в Каменце в плен угодил. Взорвался пороховой арсенал, и меня контузило.
— Значит, Каменец тоже сдали?
— Так.
— Ничего не выходит на этой войне, — процедил капитан, — но мы тут тоже взрыв собираемся устроить…
— Это как? — вопросительно посмотрел Кмитич на капитана.
— Собираемся устроить бунт и захватить галеру.
— Правда? — Кмитич с еще большим удивлением уставился на Семеновича, — и как же это сделать?
— У нас есть свой человек в команде. Даже два. Испанец Сильвестр и литвин Микула, тот, что Попович с моего «Цмока». Они должны нам принести порох, чтобы взорвать галеру.
— Даже так? А как все остальные, не против?
— Конечно, нет. Кому нравится такая рабская жизнь?
— Это верно, — кивнул Кмитич. Ему и самому казалось, что он спит и все это видит во сне. Галера… Рабство… Раньше об этом Кмитич лишь читал в романах, и вот словно сам попал в сказочную историю об античных приключениях аргонавтов или римских легионеров, попал в сказку, но сказку отнюдь не добрую…
— Кто в команде? — спросил Кмитич. — Кажется, наши?
— Да почти все наши. Человек более двухсот. Есть также московиты, итальянцы, греки, болгары, армяне и поляк. Но в общем, все сплошь донцы, подольские русины да пять литвинов. С вами — шесть.
— Семь. Есть еще Янка, что проспал турок на посту.
Также Семенович рассказал, что Апты-паша специально набрал команду из людей разных народностей, чтобы не бунтовали против его явной жадности и не совсем чтобы хорошего обхождения с невольниками-гребцами.
— Только вот не разобрал, тупой турок, — усмехался Семенович, — что русины, донцы, запорожцы, казаки, литвины и даже татарские московиты — это все почти один народ, понимающий русский язык. Он полагал, что все мы — это северные варвары из различных культур и религий, а тут почти вся команда оказалась по сути славянская! Откуда, кстати, бежите?
— Из самого Стамбула. От султана. Все, кроме меня, смертники.
Семенович понятливо кивнул.
— А кто у вас главный? — спросил Кмитич.
— Так я и главный, — улыбнулся Семенович, — вот только у донцов свой атаман имеется. Вон тот, с черной бородой… Черкас зовут.
— Понятно. А вы, пан Александр, значит, моряк? — спросил Кмитич.
— Так, пан Самуэль.
— Приятно слышать, что у нас еще есть флот, — невесело усмехнулся Кмитич, налегая на весло, — значит, живет дело капитана Еванова-Лапусина?
— Да какой там флот! Кажется, нашему королю плевать на флот! Я на верфях в Гданьске ни одного поляка не видел. Все экипажи из литвинов и летгаллов да немцев, а строят корабли одни лишь датчане, шведы и голландцы. Только гроши, слава Богу, польские. Но вот, отвоевался и я… прижали моего «Цмока» турецкие корабли. Бились до последнего. Потопили два османских корабля, но и самих захватили… Апты-паша нам удобен тем, что сам он на ножах с султаном. Сейчас мы направляемся в Азаку. Дисциплина, к счастью, тут не железная. Разрешают ходить и курить. Тут два донца с русинами как-то задрались. Так даже не разнимали, шельмы. Поржали да разошлись…
Разговор прервал здоровенный смуглый детина с волосатой грудью и волосами, растущими даже на плечах. Он, медленно переваливаясь с боку на бок, шел между рядов невольников, хлестая гребцов плетью направо и налево. Кмитич даже присвистнул, глядя на его руки, огромные клешни, и грудную клетку, словно сдвинутые две вместе пивные бочки. Гигант шел с абсолютно тупым выражением лица и хлестал людей с равнодушием коровы, отмахивающейся от мух. Его маленькие глазки под нависшими бровями не выражали ровным счетом ничего. Этот смуглый великан огрел плетью по спине и новичка Кмитича. Оршанец вскрикнул, из глаз посыпались искры. Удар пришелся и по Семеновичу, но капитан, как, впрочем, и остальные, похоже, уже свыкся с этим, он всего лишь слегка нахмурил брови.
— Это Юсуф, — шепнул Семенович, — с ним говорить или что-то просить бесполезно. Турецкого не знает, русского, понятно, тоже. Египтянин. Только одного Апты-пашу и слушает…
Галера причалила в гавани крепости Азак. Рядом с Кмитичем и Семеновичем появился крепкий коренастый молодой мужчина с окладистой бородой.
— Это Микула, — шепнул Семенович, представляя мужчину Кмитичу, — он и есть мичман Попович с моего корабля.
Кмитич молча пожал крепкую руку Микулы, кивнул. Попович улыбнулся и потряс в воздухе небольшим мешочком.
— Ось! Еще трошки уворовал! — негромко похвастался он.
Это был порох, украденный у турецкого экипажа. Этот Попович оказался хитрым и весьма проворным малым. Дабы убежать с галеры, он прикинулся, что хочет стать мусульманином, принял ислам, но по-настоящему переходить в эту веру даже и не собирался. Зато таким хитроумным способом заслужил для себя доверие Апты-паши. На галере Попович пользовался полной свободой передвижения, исполняя должность эконома. Апты-паша поручал ему заведовать съестными припасами, назначенными как для его личного стола, так и для продовольствия турецких солдат и невольников. Посему Микула в любое время расхаживал по палубе без цепей, и только на ночь его заковывали.
Пользуясь своим положением, Микула по заданию Семеновича уже давно начал украдкой приносить мешочки с порохом, которого собралось до 40 фунтов. Порох хранили среди мешков с сухарями, где его никто не замечал. В середине ноября галера, с шестью другими, снялась с якоря и поплыла в Стамбул.
— Нам в Стамбул нельзя, — заволновался Кмитич, обращаясь к Семеновичу, — сразу секир-башка!
— Пока для бунта время не наступило. Ничего не готово. Мало пороха. Придется ждать и молиться…
