Алексей Пантелеев - Республика ШКИД (большой сборник)
Через турникет вышли на улицу, и вдруг под ногами у Леньки что-то хрустнуло. Он оглянулся. Что это? Неужели он не ошибается? На булыжниках мостовой, раскиданные в разные стороны, радужно блестели на солнце большие и маленькие осколки стекла.
"А где же пуля?" — успел подумать Ленька и даже поискал глазами: не видно ли где-нибудь сплющенного кусочка свинца?
— Леша, что ты там разглядываешь? Иди, не задерживайся, пожалуйста! окликнула его мать.
"Знала бы она", — подумал мальчик, прибавляя шагу.
Миновали бульвар, свернули в переулок, и вдруг над головами засвистело, защелкало, заулюлюкало, и на глазах у Леньки от высокого белого забора отскочил и рассыпался, упав на тротуар, большой кусок штукатурки.
— А ну, быстренько сюда! — скомандовала Нонна Иеронимовна, перебегая улицу.
Пули свистели на разные голоса.
— Александра Сергеевна, барыня, вы что же ковыряетесь? — рассердилась учительница. — Это вам не дождик и не серпантин-конфетти. Или вам жизнь надоела?
— Не знаю, но мне почему-то ничуть не страшно, — сказала Александра Сергеевна, без особой поспешности переходя мостовую. — Ведь мы в Петрограде к пулям успели привыкнуть.
— Вы-то к ним привыкли и даже, может быть, успели полюбить их, а вот любят ли они вас, — это вопрос...
Ленька поежился. Ему вспомнился убитый матрос на тротуаре, у развалин фабрики.
— Мама, правда, ты поосторожней! — крикнул он.
— Ты что, мальчик, — боишься?
— Я-то не боюсь...
— Ну, а я тем паче... Нонна Иеронимовна... скажите... а на чем нам придется плыть?
— Куда плыть? Ах, через Волгу-то? На плотах, матушка, на плотах.
Александра Сергеевна остановилась.
— Нет, вы шутите!..
— Шучу, шучу... Не бледнейте, сударыня. Пароходы специальные ходят через Волгу. Соглашение будто бы такое есть между воюющими сторонами... А вот — легка на помине! — и сама Волга-матушка.
Где-то очень-очень далеко внизу, за чугунной решеткой ограды, за белыми лестничными ступенями, за каменными площадками, за крышами, трубами и зелеными садами, Ленька увидел ослепительно сверкающую широкую ленту реки.
"Господи, как это близко, оказывается, — подумал он, — а я-то, дурачина, бегал, искал!"
Через несколько минут путники шагали уже по набережной, где толпилось и шумело много таких же, как они, беглецов. За голубым плавучим домиком пристани покачивался и дымил маленький белый пароходик.
Тиросидонская ушла узнавать о посадке, а Ленька с матерью остались на набережной.
У парапета лестницы, ведущей в город, расположилось бивуаком какое-то белогвардейское подразделение. Собранные в козлы, поблескивали штыками винтовки. Маленький серо-зеленый ручной пулемет угрожающе уставился черным глазом в сторону Волги. Из цинковых ящиков с нерусскими надписями аппетитно выглядывала красная медь патронов.
Несколько офицеров сидели, покуривая папироски, на каменном парапете, другие — в одиночку и парочками — расхаживали по набережной, прислушиваясь к разговорам беженцев, поглядывая на них пасмурно, с наигранным презрением... Вид у них у всех был обтрепанный, многие были небриты, на сапогах и обмотках толстым слоем лежала пыль.
В одном из этих прогуливающихся офицеров Ленька узнал молодого Пояркова. Подпоручик тоже заметил его.
— Постой, — сказал он, останавливаясь, своему товарищу. — Я где-то видел этого мальчика. Эй, шкет! — окликнул он Леньку.
Ленька метнул на него исподлобья мрачный взгляд и ничего не ответил.
— Ты, с пакетом, я тебя спрашиваю. Ты откуда?
— Я не шкет, — пробурчал Ленька, теснее прижимаясь к матери.
Офицер поднял глаза и узнал Александру Сергеевну.
— Ах, простите, — сказал он, отдавая честь. — Мы знакомы, кажется?
— Я не помню.
— Ну, как же?.. В один прекрасный день мы с отцом привели к вам в подвал заблудшую овцу... Забыли?
— Да... я вспомнила, — сказала она сухо. — Простите, нам надо идти...
— Сматываете удочки?
— Что вы сказали?
— Я говорю: собираетесь бежать?
— Да. Хотим попытаться.
— Через Волгу?
— Да.
— На пароходе?
— Да... На пароходе.
— Ну, ну, — сказал он, усмехнувшись. — Ни пуха вам ни пера. А вы, я вижу, бесстрашная женщина...
— Простите, я не понимаю... что вы хотите сказать? — побледнела Александра Сергеевна.
— А то, что я вам, сударыня, искренне, по-дружески, не советовал бы подвергать такому риску и себя и ребенка.
— Какому риску? Разве это опасно?
— Значит, вы не знаете, что большевики с моста расстреливают лодки и пароходы, которые идут на тот берег?
— С какого моста?
— А вон — с Американского моста, который виден отсюда.
— Нет, скажите, — неужели это правда?
— Прошу прощения, сударыня, с вами говорит русский офицер. Вчера под вечер на этом самом месте на моих глазах затонул обстрелянный большевиками пароход "Пчелка".
— Боже мой! Какой ужас! Что же делать?!
— Мама... ничего... не потонем, дай бог, — забормотал Ленька, с ненавистью поглядывая на Пояркова.
Офицер приложил руку к козырьку.
— Желаю здравствовать, — сказал он холодно. — Считаю своим долгом предупредить вас, а решать, конечно, придется вам самим.
И, повернувшись на каблуках, он отошел к ожидавшему его товарищу.
Через минуту из толпы вынырнула грузная фигура Нонны Иеронимовны. Размахивая своим огромным зонтом, она еще издали кричала:
— Идемте, голубчики, скорей, живенько! Посадка начинается.
Александра Сергеевна торопливо пересказала ей то, что услышала от Пояркова.
— Да что он врет, каналья?! — рассвирепела учительница. — Клеветник этакий! Амфибия! Где он?..
И, подняв над головой зонт, старуха оглянулась с таким видом, словно собиралась собственноручно, врукопашную расправиться с клеветником...
...И все-таки эта двадцатиминутная поездка не была приятной и спокойной.
Все эти двадцать минут Александра Сергеевна просидела ни жива ни мертва. Ленька успокаивал ее, даже посмеивался над ней, но и сам чувствовал, как при каждом ударе машины и при каждом всплеске воды за бортом екает и сжимается его сердце. Ему было и страшно и тянуло к окну — посмотреть, что делается на реке, далеко ли до берега и виден ли мост.
— Леша! — поминутно вскрикивала мать. — Я, кажется, просила тебя?!. Отодвинься от окна!..
— Я только чуть-чуть... одним глазом...
— Боже мой! Ты, я вижу, намерен свести меня в могилу!.. Кому я говорю? Сядь на место!..
Но он все-таки успел на секунду выглянуть в квадратное, забрызганное водой окошко. И первое, что увидел, — это длинный, многопролетный железнодорожный мост, пересекавший реку. До моста было далеко, — может быть, верста или больше, но Леньке показалось, что за железными фермами моста он видит людей: на мосту что-то шевелилось и поблескивало. Вздрогнув, он отшатнулся от окна и побоялся взглянуть на мать, чтобы не заразить ее своим страхом. Но ее и пугать не надо было... Только старуха Тиросидонская чувствовала себя, как всегда, прекрасно. Положив на колени свой туго набитый мешок и черный зонт, она шутила, смеялась, подтрунивала над трусами и паникерами, которых и на пароходе оказалось немало.
