Юрий Дольд-Михайлик - И один в поле воин
– Очень хорошо.
– Ваша миссия заключается в том, чтобы ускорить отправку оружия в нашу дивизию. Этого вы должны достичь любой ценой. Соответствующие документы и деньги, а они для такой поездки потребуются, и большие, уже приготовлены. Я прошу вас завтра же выехать. Понятно?
– Так точно, герр генерал. А когда оружие будет готово к отправке, кто должен его сопровождать?
– Вы немедленно сообщите об этом через корпусную станцию. Но учтите, нас могут подслушать. Поэтому давайте условимся, вы сообщаете, что сигареты куплены и вам нужны, скажем, сто ящиков. Это будет значить, что оружие есть и нужно сто человек охраны или сколько вы там найдёте нужным. Вы проследите за погрузкой и вернётесь либо с этим же эшелоном, либо машиной. Ведь вы же поедете туда на своей машине?
– Так точно.
– Тогда, кроме денщика, возьмите ещё двух солдат для охраны.
– Я хотел бы, если вы разрешите, не делать этого. Чем больше охраны, тем быстрее обратят на меня внимание французские террористы.
– Вы правы. Но в Бонвиле будьте осторожны, маки́ действуют там очень активно, – предупредил генерал.
– Выезжать завтра?
– Сегодня отдохнёте с дороги, приготовитесь, а завтра утром в путь. Надеюсь получить от вас утешительные вести и как можно скорее.
– Сделаю всё возможное, герр генерал.
Поручение Эверса настолько совпадало с планами самого Генриха, что он даже немного испугался.
«Что-то очень везёт мне, – думал он, укладывая чемодан. – А фортуна, как известно, дама капризная… Всю дорогу мучила мысль, как попасть в Бонвиль, и вот, пожалуйста, именно в Бонвиль меня и посылают. Какое же задание ждёт меня там? Должно быть, очень серьёзное, иначе меня предупредили бы… Либо не хотят, чтобы я заранее волновался, либо изучают ещё обстановку… Так или не так, а надо быть готовым к самому худшему…»
Генрих окинул взглядом комнату, словно видел её в первый и… последний раз. Возможно, он не вернётся сюда. Возможно, никогда не увидит Моники… И она никогда не узнает, что рядом с нею работал друг. Даже то, на что он собирался намекнуть ей сегодня, она расценит как неосторожную болтовню молодого штабиста и будет горда, что так легко развязала ему язык… Но почему она не идёт? Может, Курт не нашёл её? Может, её вообще нет дома? Что ж тогда делать? Он не может уехать, не предупредив её о цели своей командировки. Ведь Генрих совсем не собирается доставлять это оружие по назначению… Разве самому поискать её?
Генрих собрался спуститься вниз, но в дверь постучали. Моника! Только она так стучит, три коротких лёгких удара. В комнату действительно вошла девушка. Генрих сразу заметил, что лицо у неё измученное, а глаза чуточку покраснели. Тревога и жалость сжали его сердце.
– Вы… плакали, Моника? Что-то случилось? – тревожно спросил Генрих, не выпуская руку девушки и стараясь заглянуть ей в глаза.
– Совсем нет. – Моника отвела глаза. – Просто я помогала маме готовить салат и от лука покраснели глаза…
– Фи, какая проза! А хотелось, чтобы они покраснели от слёз, ведь я снова должен уехать… И даже пробуду в Бонвиле довольно долго.
– В Бонвиле? – Генрих почувствовал, как дрогнула рука девушки в его руке.
– Почему это вас так поразило?
– Ничего, я так… Понимаете, у меня там есть кузина…
– Разве она такая страшная, что я должен её бояться?
– Нет, не её, а маки́… Она два дня назад гостила у нас и рассказывала, что там очень неспокойно.
– Ну и что?
– Я просто хотела предупредить вас.
– Спасибо, вы очень добрая девушка… А знаете что? Почему бы вам тоже не поехать в Бонвиль, навестить кузину? Я бы подвёз вас на машине туда и обратно…
– Что вы! Разве я могу оставить маму! Столько забот, а она совсем одна.
– Тогда знаете как поступим – как только я погружу оружие…
– Оружие? Какое оружие? – удивилась Моника.
– Вот я и проговорился! – с досадой вырвалось у Генриха. – Тоже офицер, штабист, а треплю языком, словно баба на базаре.
– Выходит, это тайна? И вы боитесь, что я…
– Нет, нет, я вам верю, только очень прошу, случайно не скажите кому-нибудь об этом, иначе оружие может попасть не к нам, в дивизию, а к маки́. Они последнее время стали очень им интересоваться, а когда узнают, что оружие автоматическое… Правда, о том, когда его отправят, буду знать только я. Впрочем, что это за разговор мы с вами завели, он совсем не для девичьих ушек, да ещё для таких маленьких и розовых, как ваши… Так как же мы решим с поездкой в Бонвиль?
– Не знаю, может быть… – заколебалась Моника. Людвина будет так рада.
– Тогда условились. Как только дела у меня будут близиться к концу, я дам вам телеграмму и встречу на вокзале.
– Но я не хочу, чтобы меня видели с немецким офицером, да ещё в Бонвиле, где меня никто не знает.
– На лице не написано, что я немец. А к вашему приезду обещаю приобрести гражданскую одежду. Из Бонвиля приедем вместе, на машине… Договорились?
– Договорились, – не совсем решительно согласилась Моника. – Буду ждать вашей телеграммы, а пока пожелаю вам счастливого пути.
Утром следующего дня, когда Сен-Реми ещё спал, Генрих и Курт выехали в Бонвиль. Генрих рассчитал, что они прибудут туда в полдень, если ехать со скоростью девяносто километров в час. Курт вёл машину быстро, стрелка спидометра часто перескакивала за сто.
– Где я ездил по такой дороге? – вспоминал Генрих. Да, он где-то видел нечто подобное. Такие же, словно рукой сказочного великана разбросанные горы, не соединённые в единый хребет. Они стоят друг за другом, образуя узкие долины, поросшие буйной зеленью, среди которой журчат неширокие, но бурные потоки чистой, как слеза, горной воды. Внизу густые леса, которые выше в горы становятся более однообразными и низкорослыми. Такие же неожиданно возникающие пятачки-полянки, со всех сторон окружённые лесом. На Западной Украине такие полянки называют полонинами. Да, да, такую именно дорогу он видел незадолго до войны, когда ехал из Станислава на Яремче. Да, как давно это было…
Генрих подозрительно взглянул на Курта, словно он мог подслушать его мысли. Тот сидел, крепко сжав руками руль и напряжённо вглядывался вдаль. Было прохладно, но лицо Курта вспотело. Боясь оторвать от руля хотя бы одну руку, он лишь фыркал, стараясь сдуть капельки пота, скатывающиеся к губам.
– А ну, дай я, а ты отдохни.
Генрих сел за руль. Так было лучше. Извилистая дорога требовала большого напряжения. Думать о чём-либо было некогда, а это главное. Именно сегодня он должен быть как никогда спокоен и уравновешен. Возможно, сразу же по приезде Генрих получит задание, которое надо будет выполнить сегодня же.
