Максим Кисляков - Раскаленная броня. Танкисты 1941 года
– Сделаем!
– Да, капитан, и определи раненого ихнего… как его?
– Сержант Демин! – вставил капитан.
– Да, сержанта Демина в наш лазарет. Пусть перевяжут там, обработают… ну, в общем, что нужно пусть сделают.
– Есть!
– Ну все, иди, капитан, отдыхай.
Пограничник козырнул и направился к выходу. Комиссар посмотрел ему вслед, отчего-то покачал головой. Дверь хлопнула. Он снял фуражку и устало опустился на скамью, сделанную из половинок дубовой чурки. Тусклый свет сальной свечи осветил усталое, изборожденное глубокими морщинами лицо.
– Кто же таскает? – едва слышно удивленно проговорил комиссар. – Так через пару дней кормить солдат будет нечем, начнем пухнуть!
Внезапно комиссар со всего маху треснул кулаком по столу, вверх подпрыгнула тарелка с окурками, пепел разлетелся в стороны.
– Собственноручно расстрелял бы суку!
12
Танкисты временно устроились у костра прямо в центре лагеря. Игорь пробежал еще раз взглядом по скудному хозяйству лагеря. Всего он насчитал не больше сотни бойцов. Оружие увидел, дай бог, у половины, обмундирование бойцов и даже некоторых младших командиров в совсем плачевном состоянии. Кого ни возьми – не форма, а лохмотья. По изможденным лицам и так понятно, что отступление и дальнейшая жизнь в лесах и в окружении – не хлеб с вареньем. В общем, с виду не боевой отряд, а горстка оборванцев. Хорошо хоть дисциплина не страдает. С таким политруком-комиссаром, как этот Станкевич, – не забалуешь, с улыбкой подумал Игорь.
Баир ходит довольный. Романа Демина и вправду определили в полевой лазарет. Его бережно положили на носилки и перенесли под брезентовый навес. Конечно, не госпиталь, но какой-никакой комфорт все же есть – у каждого бойца топчан из соломы. Это лучше, чем быть брошенным на самодельных носилках в траву прямо на солнцепек.
Баир, пока устраивал Демина, опоздал к раздаче еды и теперь хлебает похлебку холодной. Да и похлебкой ее назвать трудно. В мутноватом постном бульоне плавает полкартошины и горстка гречневой крупы.
Но это его не смущает, башнер Шагдаров довольный лопает похлебку за обе щеки, щурит глаза-щелочки, капли бегут по подбородку и падают на грудь.
– Ну чего там, в лазарете-то? – спросил Семен, облизнув ложку. – Жить-то наш Ромка будет?
– Типун тебе… – буркнул Баир и улыбнулся. – Будет, конечно. Прочистили рану, заменили повязку. Пришлось помочь немного сестричкам, подержать нашего сержанта – уж больно вырваться пытался. Но ничего, справились. Спит сейчас.
– Эх, таки и нам бы прикорнуть, а, товарищ лейтенант? После столь сытной каши-то грех лицо не придавить, а?
– Отставить спанье! – отчего-то хмуро бросил Игорь. – Разляжетесь тут, как псы бродячие. Да и что за слова у тебя вечно сыплются – «грех»! Что за словечки антисоветские? Вот услышит товарищ комиссар, всыплет нам по первое число!
– Ну это так, народное… Извините, товарищ лейтенант. Больше не повторится, – обиженно произнес Семен.
– Ну ладно, – смягчившись, проговорил Игорь. – Вздремнуть надумаете – идите в тенек. Но далеко не заходить – мало ли!
Лицо Семена расплылось в улыбке, он подмигнул Баиру.
– Слушаюсь, товарищ лейтенант. Есть за буйки не заплывать!
Покончив с похлебкой, Игорь грызет горстку сухарей, некоторые из них уже начали плесневеть. Лейтенант вздохнул, отковырнул зеленый налет и отправил сухарь в рот, вкусно хрустнул.
Внезапно Протасов ощутил легкий толчок в бок. Он повернулся и тут же натолкнулся взглядом на заросшее нескладной бородой лицо, глазки маленькие, смеющиеся. Лоб разрезает приличная морщина, на голове засаленная клетчатая кепка, да и вообще одет был не по-военному – на теле ветхая безрукавка, длинная рубаха подпоясана веревкой, на ногах старые плисовые штаны исчезают в видавшей виды кирзе. Игорь бросил на них взгляд и сразу едва не подавился – на подошвах отчетливо проглядывались шипы! Такие сапоги только в вермахте были.
Мужичок перехватил взгляд Игоря, кивнул.
– Трофейные, – ответил он с довольной улыбкой и хлопнул ладонью по голенищу. – Хоть и вражьи, но удобные, зараза!
Игорь ничего не ответил и принялся дальше хрустеть оставшимися сухарями. Рядом Баир сидит и спешно хлебает похлебку, безучастно смотрит на едва горящий костерок. Недалеко от костра свернулись калачиками, сопят несколько солдат.
– Чёй-то я вас не видел тута раньше. Откуда будете? – вновь обратился к Игорю мужичок. – Форма у вас забавная. Диверсанты, што ли?
– Танкисты мы, – недовольно бросил Протасов и принялся протирать пучком травы глиняную тарелку. Он судорожно придумывал, как бы отделаться от говорливого мужика. – А откуда идем – то военная тайна. Понял, мужик?
– Да ты не серчай, сынок. Я вот тоже места себе не нахожу. С одной стороны – живу в соседней деревушке. С другой – вот в этом отряде. – Мужик многозначительно поднял палец и чуть тише, но торжественно добавил: – Тайно!..
– Почему тайно? Взял бы да перебрался в отряд, коли служить хочешь.
– А-а-а, тут дело сложное, – загадочно проговорил мужик, странно чему-то улыбнулся.
– Чего тут сложного?
– Э, не скажи! У меня все ж таки там дом, хозяйство, родня какая-никакая.
Игоря вдруг полоснуло раздражение.
– Мужик, какая родня, какой дом? Врага нужно бить, а не по углам сидеть. Вон комиссар говорит – каждый солдат на счету!
– Так ведь и не сижу по углам-то. Отряду помогаю чем могу. А что сам не могу стрелять, так стар уже, силы не те. Зато другим годен.
– Это чем же?
– Мозгой, например, – как-то хитро и чересчур добродушно произнес мужик. – Можно и не только винтовкой бить фашиста. Да и опасненько мне – прибьют ведь. А хозяйство на кого? Разве что немцу оставить… Так, может, и вправду сдаться немцам, хватит по лесам-болотам бродить, а? Глядишь, пощадит немчура-то, коли добровольно…
Он вновь ткнул локтем в бок Игоря, на лице опять хитрющая, как у кота, улыбка. Лейтенант совсем взбеленился, ярость буквально начала душить его.
– Слушай, дед, прекрати нести пораженческую чушь! И вообще, перед тобой командир Красной Армии, а ты тут на подсобье! Забываешься, старик! Если заняться нечем, иди дрожи под кустом, пока не шлепнули тебя, шкурник!
Мужик вдруг подскочил и воскликнул:
– Сопляк ты еще, дурья твоя башка! А еще литенант, тьфу!
От неожиданности Баир уронил уже пустую тарелку на землю, один из спящих солдат у костра поднял один глаз, но вскоре опять донеслось его похрапывание.
Игорь почувствовал приступ стыда. Понял, что погорячился, хотел было извиниться, но слов найти нужных не мог.
