Иван Любенко - Тайна персидского обоза
Спустившись по скрипучей деревянной лестнице, он осмотрел комнаты Шахманского и Глафиры Загорской, соседствовавшие с покоями хозяйки. Коллежский секретарь и учительница изящной словесности молча наблюдали, пока Ардашев делал пометки в записной книжке.
Во дворе, в старом яблоневом саду пахло резедой и олеандром. Вековой клен заботливо прикрывал от солнца широкими зелеными ветвями землю. Теплый июльский ветер, точно игривый щенок, лизнул адвоката в нос и, будто испугавшись своей смелости, спрятался за покосившимся каретным сараем. Поодаль одиноко высилась беседка с почерневшими от старости досками. Заплетенная снизу доверху многолетним плющом, она, кажется, только и держалась благодаря прочным узлам толстой лианы.
Желая напиться, Клим Пантелеевич бросил в колодец ведро, но так и не услышал характерного всплеска. Металлическая цепь размоталась во всю длину, не достав до поверхности нескольких вершков. «Надо же, — подумал адвокат, — вода уходит: дурной знак».
3
Аллюзии и аберрации
В нафабренном чернотой небе неслышно тонули зеленые июльские сумерки. День кончился, словно кто-то прикрутил у солнечной лампы фитиль. Из Воронцовской рощи доносилась музыка — на балконе театра Пахалова, как всегда по пятницам, играл оркестр: четыре скрипки, флейта и контрабас. Легкомысленная опереточная мелодия уступила место старому венскому вальсу, а за ним зазвучал зажигательный, искрометный матчиш.
Во дворе, на террасе доходного дома, шумел самовар, аппетитно источала аромат розовая ветчина и пускал скупую белую слезу нарезанный ломтиками осетинский сыр; рядом с вазами, полными спелых абрикосов, краснобоких яблок и медовых груш, высились откупоренные бутылки всевозможных портвейнов, сотерна и коньяка.
За столом, облокотившись на широкие деревянные перила, сидел старик в наваченном сюртуке, белой сорочке со стоячим воротником, темном галстуке и толстых шерстяных брюках. Он внимательно читал «Губернские ведомости», время от времени прихлебывая из стакана слабенький чай. Седая старческая голова была увенчана большой проплешиной, а бритое морщинистое лицо имело цвет пожелтевшей от продолжительной варки луковицы. Рядом с ним скучала дама лет двадцати семи в длинном платье из тонкого шелка и в легкой шляпке, украшенной букетом искусственных фиалок. Смуглое лицо с едва заметными выступающими скулами, острым подбородком и большими, чуть раскосыми глазами в обрамлении длинных, как крылья бабочки, ресниц невольно приковывало взгляд. Она медленно опускала ложечку в небольшую хрустальную розетку с крыжовенным вареньем и грациозно подносила ее к маленькому упрямому рту, беззвучно запивая чаем из фарфоровой чашки. Семейная чета Катарских отдыхала.
Рано овдовевший граф Акинфий Иванович Катарский вышел в отставку еще пять лет назад и, получив под занавес действительного статского советника, женился на дочери своего подчиненного Леонида Григорьевича Безлюдского — титулярного советника, так и не добившегося карьеры из-за темного прошлого своего отца, бывшего обер-провиантмейстера, лишенного всех сословных привилегий за казнокрадство.
Альбина Леонидовна, будучи барышней практичной, сей мезальянс приняла с радостью. Понимая, что бедность ей уже не грозит, она надеялась в скором времени обрести свободу, кою имеют обычно вдовы. Но ожидания затянулись, и от этого ей иногда становилось нестерпимо грустно. В такие минуты она жалела себя, люто ненавидела вечно сморкающегося старикашку и, как избалованный ребенок, капризничала по пустякам. Акинфий Иванович терялся, оправдывался, просил прощения, сам не зная за что, и в конце концов все разрешалось покупкой очередной драгоценной безделицы или нового наряда.
Альбина, как любая умная женщина, очень дорожила репутацией верной и любящей жены. Именно таковой ее в городе и считали. Но когда ей случалось оказаться одной на залитой солнцем ялтинской набережной или у прохладных источников на водах, она не избегала adultere и давала волю чувствам, награждая себя за ранее утраченные возможности. А потом целый год «строгая пуританка» жила прошлыми воспоминаниями и мечтала о новых, еще более волнующих ощущениях.
Приглушенный свет керосиновой лампы, упрятанной в зеленый фарфоровый абажур, отбрасывал тень в угол веранды, где под самым навесом трудился паук, обматывая липкими тенетами угол.
Загорская, в компании Варенцова, отставного военного Пустогородова и репортера Савраскина, мирно предавалась любимому занятию — игре в винт. Неподалеку в кресле-качалке дегустировал вино Ардашев.
— Нет, ну до чего же нынче народ исподличал! А?! — возмутился Катарский и, поймав на себе укоризненный взгляд жены, конфузливо проговорил: — Да ведь что пишут! Вы только послушайте: «Вчера усилиями сыскной полиции на Нижнем базаре задержаны двое персидских подданных — Али-Аз-Тер-Оглы и Кербалай-Хаджи-Мемад-Оглы. Означенные личности продали одному известному в городе купцу под видом старинных золотых монет 250 медных пуговиц, обработанных купоросом. При них найдено еще 300 штук. По их словам, они будто бы сами купили эти «монеты» за 800 рублей у неизвестного лица. Идет следствие».
— Ты бы, дорогой, нам что-нибудь занимательное почитал, — попросила Альбина Леонидовна.
— А вот, извольте: «Из Владивостока в Варшаву пришел пешком Игнатий Домбек. Он шел два года, останавливаясь в попутных городах для заработка», — зачитал Акинфий Иванович. — А из Парижа сообщают, что «готовится новый воздухоплавательный полет на аэропланах Губерта Латама, Фармана и графа Ламбера». А вот и местные новости: «В Кисловодске спустившийся на дно колодца Нарзана водолаз-инженер, вызванный из Кронштадтского порта, обнаружил в северной части место, куда уходит целебная вода. Для изучения вниз спускались также инженеры Огильви и Кутейников. Дно источника, оказывается, не очищалось со времени устройства каптажа. Обнаружена масса попавших туда посторонних предметов. Найден, например, дамский зонтик. Водолазами произведена заделка кислоупорным составом обнаруженной в колодце Нарзана дыры. Дебет источника сразу увеличился на 20 000 ведер».
— Вот и в нашем колодце надо бы дно почистить, а то, говорят, вода стала уходить, — заметила Загорская.
— Чисти, не чисти — все без пользы. Это окаянный людей из дома выживает, — сдавая карты, высказал догадку Аполлинарий Никанорович.
— А что же делать? — растерянно осведомилась Загорская.
— Тут надобно правильное заклинание прочесть, — заметил Пустогородов.
