Сквозь тайгу к океану - Михаил Викторович Чуркин
– А мне что, под расстрел идти из-за твоих резонов? – огрызнулся командир.
Приунывший комиссар-грек, скрепя сердце, погнал солдат в атаку. Теперь у красноармейцев уже не было прежнего боевого задора. По колено в снегу, они медленно двигались по заснеженному полю и насыпи, с надеждой ожидая команду отступать.
«На убой гонят, суки, – билась мысль в голове Арсения, – что делать, что делать?»
Со стороны разъезда зачастили выстрелы, ударил пулемет. И тут же из ближайшего к полю лесочка с посвистом и гиканьем вылетели всадники с шашками наголо.
– Казаки, казаки, – пронеслось по рядам растерявшихся бойцов.
– Становись в каре, – крикнул Арсений, – первый ряд стоя, второй с колена по кавалерии залпом!
Однако понятие, что такое каре, имели только солдаты его взвода, остальные, как стадо баранов, втянув головы в плечи, побежали назад. Дав нестройный залп, поддался панике и Сенин взвод. Командиры уже не могли управлять обезумевшими от ужаса близкой смерти бойцами. Паника превратила этих плохо обученных солдат в перепуганную толпу. Арсений видел, как на бегу срывают командирские нашивки командир и комиссар. А у Сени и прочих взводных и нашивок-то не было.
Казаки врезались в волну обезумевших от страха беглецов и стали на выбор рубать красноармейцев. Лишь несколько старослужащих сумели оборониться винтовками и штыками, отразив первый наскок. Арсений выстрелом из винтовки снял одного из нападавших, затем успел отбить удар шашки штыком, но был сбит лошадью в снег. Выхватив из-за пазухи припрятанный наган, он всадил пулю в еще одного ретивого станичника.
– А ну походи, чубатые, кто смерти хочет, – хриплым от ярости голосом закричал он.
– Бросай оружие! Сдавайся! – пронеслась команда казачьих офицеров. – Кто не бросит винтовки, всех порубаем!
Навстречу бегущим красноармейцам несся еще один отряд белой кавалерии.
«Зашли с фланга и с тыла», – успел подумать Арсений, но тут же почувствовал сильный удар по голове, и свет померк в его глазах…
Его опять спасла книга. Небольшой томик Пушкина и засунутая в него тонкая пачка ассигнаций, которые он носил за подкладкой папахи, приняли удар казачьей шашки на себя. Холодный снег привел его в чувство, он понял, что еще жив, и потихоньку стал шевелить руками и ногами, пытаясь подняться.
– Смотри, живой, живой, – послышались отдаленные голоса.
Чьи-то руки подняли его, и он понял, что стоит среди своих бывших подчиненных. Арсений огляделся. Толпа плененных красноармейцев, числом более сотни человек, сгрудилась на заснеженном поле. Поодаль гарцевали белоказаки.
– А ну построились! – раздалась команда. – Всех, кто может ходить, в строй, остальных бросить.
Пленных погнали к полустанку. И построили в две шеренги возле железнодорожных складов.
Намерения белых были очевидны. А после того как к площадке, на которой стояли бывшие красноармейцы, подкатили пулемет «максим», все сомнения отпали – будут расстреливать. Человек двадцать спешившихся казаков с карабинами наперевес встали позади пулеметного расчета.
Странное дело, но Арсений, накануне своего смертного часа, не чувствовал никакого страха. Единственным его желанием было бросить туда, в сторону пулеметчиков и покуривающих и поплевывающих казачков, гранату, чтобы стереть эти глумливые ухмылки с раскормленных харь. Он почти не смотрел на своих товарищей, но слышал, как кто-то бормочет молитву, другой хлюпает носом, пустив слезу, но большинство тупо разглядывало пулеметную команду и окрестности. До людей еще не дошла мысль о том, что скоро десятки пуль будут прошивать насквозь и рвать их плоть.
Шум в ушах от удара шашкой постепенно утихал, и Арсений стал лучше слышать. Белогвардейское начальство о чем-то совещалось. Наконец от группы отделился казачий есаул и, подойдя к пленным, не по бумажке начал говорить:
– Вы, сукины дети, продались большевикам и жидам. Предали Россию-матушку и, как последние подлюги, обернули оружие против соотечественников и братьев по вере. А посему вас, иуд, надыть расстрелять, как собак паршивых, шо мы щас и сделаем. Может, кто хочет покаяться, но сразу говорю – попа у нас нет, так шо молитесь на месте, где стоите. На все про все вам пять минут.
Есаул достал карманные часы и, посмотрев на них, раскурил папироску. Докурив, он повернулся к расстрельной команде: «Заряжай!» – казаки защелкали затворами карабинов.
– За измену Отечеству… – начал есаул.
Арсений краем глаза увидел, как из домика, где размещались железнодорожники, выбежал раздетый паренек с телеграфной лентой в руках. Он передал ее группе офицеров, и один из них, обращаясь к есаулу, прокричал: «Погодите, Иван Георгиевич! Тут поступило распоряжение от командования!»
– А шоб вас! – ругнулся казачий офицер, и раскачиваясь на кривых ногах, направился к сослуживцам.
Неожиданное спасение
О чем-то оживленно посовещавшись, офицеры приняли какое-то решение. Затем один из них, сев на коня, подъехал к пленным красноармейцам. Только тут приговоренные к расстрелу заметили на его бекеше генеральские погоны.
– Запомните и скажите другим, что в плен вас взял генерал Красильников! – закричал он, обращаясь к людям. – Теперь шагом марш. Конвой, заприте их в складе до приезда комиссии!
Пленных отвели в пустующий склад и заперли там. Можно было перевести дух. Через несколько часов их вывели наружу и построили в три шеренги. К группе белых офицеров присоединились еще несколько чинов. В их числе иностранцы и фотограф.
– Вот, господа большевики, союзное командование желает ознакомиться с боевыми успехами русской армии!
Среди именитых гостей Арсений увидел двух японских офицеров, трех американцев и еще каких-то иностранных военных, национальную принадлежность которых он распознать не мог. Фотограф наладил свой аппарат и сделал несколько снимков военнопленных, белых офицеров и генерала Красильникова, гарцующего на коне.
Оживленно жестикулируя, союзники белых о чем-то громко спорили. При этом японцы были настроены агрессивно. Другое дело американцы, которые, по-барски похлопывая белогвардейцев по плечам и широко белозубо улыбаясь, снисходительно, не обращая внимания на представителей японского командования, гнули свою линию. Затем союзники и хозяева удалились в помещение станции, откуда вскоре вышли уже раскрасневшимися и навеселе.
Сеня понял, что американцы настояли на своем и его с товарищами сегодня не расстреляют. Янки убедили белых явить миру великодушие западной цивилизации, к досаде японских военных, которые были сторонниками крайних мер.
На следующий день к разъезду подогнали паровоз и загрузили пленников в два товарных вагона. Вагоны были не оборудованными даже нарами. Люди сильно мерзли без печек. Кроме того, за все это время их не кормили и не давали воды. Солдаты жевали снег, но в вагонах не было и его, поэтому всех мучила жажда. Состав пригнали на какую-то станцию возле Хабаровска, где военнопленных вывели из вагонов, дали несколько ведер воды и по куску черствого хлеба. После этого их загнали в
