Михаил Зуев-Ордынец - Последний год
Андрей вздрогнул. Он остро почувствовал, что видел где-то этого жутковатого человека. Да, да, видел! Он точно знает — видел! Но где, когда?
Пинк мотнул головой, издав непонятные звуки, не снимая шляпы и не протянув русским руки. В левой он держал небольшую библию, заложив палец меж страницами, а правую засунул глубоко в карман куртки.
Второй из трех, бывших в комнате, тоже встал при входе русских и учтиво поклонился Андрею.
— Монтебелло де Шапрон, — сказал он, приветливо улыбнувшись.
Андрей тоже невольно улыбнулся и протянул французу руку, назвав себя. Шапрон ответил крепким рукопожатием маленькой горячей руки, затем подошел к Македону Ивановичу, громко и дружески заговорил с ним на чистом русском языке.
Шапрон понравился Андрею, любившему красивых людей. А француз был красив тяжелой, властной красотой античного римского патриция: массивная голова, широкий безгубый рот, крупный, но тонкий орлиный нос, квадратный подбородок. Портили впечатление только его волосы, вульгарно рыжие с краснинкой, как лисий мех, и еще более — глаза, небольшие, круглые, суетливо-беспокойные, будто бегали в них мышки: мелькнут и спрячутся, снова мелькнут и снова спрячутся.
Третий сидевший за столом не поднялся и даже не посмотрел на вошедших. Гарпунщик «Сюрприза», креол Ванька Живолуп, считал, что с «господами» первому здороваться не следует. Не раз бывало, что его протянутую руку господа встречали презрительной улыбкой, а Ванька был затаенно, значит особенно болезненно, самолюбив. От матери алеутки Ванька унаследовал маленький рост и прямые жесткие волосы, а от русского отца — белое и рыхлое, как картофелина, лицо и толстый багровый нос запойного пьяницы. Живолуп был франт, но и франтовство его было наполовину алеутское — серебряные рубли, привешенные к мочкам ушей на грязных ремешках, и наполовину русское — цветной шелковый кушак, туго перетянувший кухлянку. Длинным концом кушака Ванька то и дело вытирал губы, вымазанные темным соусом. Он что-то ел, громко чавкая и низко склонившись над тарелкой.
Андрей посмотрел на серый с голубым кантом элегантный сюртук Шапрона, на грубую куртку Пинка, затем на засаленную кухлянку Живолупа и подумал, что компания подобралась более чем странная. Что может связывать таких разных людей?
ДВА ОТРУБЛЕННЫХ ПАЛЬЦА…
Пинк сел первым, положив на стол библию, придавив ее большим морским револьвером, — тяжелым старинным капсюльным кольтом. Андрей не заметил, когда и откуда вытащил шкипер револьвер, и такое приготовление к разговору ему очень не понравилось.
Когда сели все остальные, Шапрон вскинул в глаз монокль, висевший на широкой черной ленте, и, улыбаясь, посмотрел на Андрея:
— Гагарин — старинная родовитая фамилия. Я с первого взгляда понял, что имею дело с джентльменом, с дворянином. Тем лучше для нашего общего дела. Джентльменское соглашение!
— Вы уверены, что наше общее дело, как вы изволили выразиться, действительно джентльменское? — спросил иронически Андрей, пряча под иронией настороженность. Разговор ему сразу стал неприятен, и он попытался переменить тему: — Господин маркиз очень хорошо говорят по-русски.
— О, je vous pris [54], не надо этого пышного титула! — поднял Шапрон руки в комическом ужасе. — Я скромный человек, живущий своим трудом. А по-русски я говорю хорошо, потому что часто бываю в России и подолгу живу там. Я и сейчас недавно из Петербурга.
— Что вы делали в Петербурге? — с интересом спросил Андрей.
— Дела… — медленно, неопределенно ответил маркиз. — Я горный инженер, как говорят в России. Во Франции нас называют геологами. Копаюсь в недрах земли, ищу. Вы спросите, что я ищу? Извольте! Золото, только золото! — напряженно повысил он голос. — Только этот желтый, неокисляющийся металл с удельным весом 19,32. Только его!
— Много нашли, ваше сиятельство? — серьезно спросил Македон Иванович.
— Helas! [55] — плавно развел руки Шапрон. — Царь Мидас [56] из меня не получился! Но я не теряю надежды. О нет, наоборот!
— Надеетесь найти золото у нас, на Аляске? — спросил капитан. — Пустое дело, ваше сиятельство! Какое у нас золото? Пушнина — вот наше золото.
Не ответив капитану, глядя только на Андрея, Шапрон сказал тихо, но с силой:
— Да, надеюсь найти золото здесь, на Аляске. Я уже нашел его!
Пинк снова издал горловые твердые, перекатывающиеся звуки. Маркиз быстро взглянул на него и продолжал так же сильно и напряженно:
— Я слышал здесь чудесный рассказ о горном ущелье, где на дне ручья лежат самородки величиной с яблоко, где в корнях растений запуталось золото. Выдерни пук травы, потряси, и самородки посыплются градом! — В глазах Шапрона мелькнули мышки и спрятались. — Вы охотник, мосье Гагарин, не приходилось ли вам бывать в этом ущелье, на этом ручье?
Стараясь, чтобы голос его звучал спокойно, Андрей ответил:
— Я никогда не интересовался золотом, маркиз. Я охотник.
— Передай бутылку, Луи, — сказал по-русски молчавший до сих пор Пинк. Налив из переданной маркизом бутылки одному себе, он поднял стакан: — Пью за самородки на дне ручья и в корнях травы! Я их видел!
Он выпил стакан рома залпом, как холодный чай, выплеснул остатки через плечо и добавил сонным, равнодушным голосом:
— Я брал эти самородки в руки. Я перекидывал их с ладони на ладонь… Они обжигают, как уголь…
Живолуп, до сих пор неудачно боровшийся с дремотой, вскинулся и посмотрел на шкипера. Глаза креола загорелись беспокойной алчностью. А маркиз, играя лентой монокля, сказал насмешливо:
— Я верю, Джонни, что ты перекидывал самородки с ладони на ладонь. Но ты не захватил хотя бы один на память.
— Я приполз оттуда на четвереньках и босой. Я съел свои сапоги.
— Рискните еще парой сапог, шкипер, и вернитесь за своими самородками, — осторожно нащупывая, сказал Андрей.
Он только внешне был спокоен. Нервы его натянулись так, что ломило в висках. Его мучило страстное желание вспомнить, где и когда он видел шкипера? Видел, в этом он уверен?
— Вернуться? А вы проводите меня туда? — резко подался шкипер через стол к Андрею.
Андрей спокойно улыбнулся и пожал плечами. Пинк опять выпил, выплеснул остатки через плечо и снова сонно и вяло сказал:
— Вернуться! И рад бы в рай, а дорога где? Два года ищу я дорогу к моим самородкам. Они совсем рядом, где-то близко. Кажется, протяни руку, и схватишь…
«Сейчас, сейчас я вспомню!» — лихорадочно думал Андрей, не спуская глаз с лица Пинка.
— Протяни руку, и схватишь их! — вытянул шкипер над столом правую руку, которую до сих пор прятал в кармане куртки. Он стиснул при этом пальцы, будто хватая свои самородки, но стиснул только три пальца. Большого и указательного пальцев на руке Джона Петельки не было.
