Владимир Топилин - Дочь седых белогорий
Да, такова уж женская доля северных кочевников. В то время, когда мужчина после долгого трудового дня, дальнего перехода или охоты предаёт своё тело наслаждению отдыхом, женщина продолжает заниматься своими многочисленными делами. Испокон веков она находилась в положении безропотной рабыни. Беспрекословное подчинение мужчине как старшему, как сильнейшему с давних, незапамятных времён сделало ее покорной. Она не имела права решать важные дела. Большинство женщин становились замкнутыми.
Закон эвенков гласит и приказывает женщине подчиняться мужчине с первого слова, видеть в нём главу семьи, чтить его как своего господина. Это привело к тому, что мужчины относятся к женщинам как к более низшему существу. Женщины обязаны вести хозяйство, рожать, растить и воспитывать детей и выполнять все прихоти своего мужа. Иначе зачем же тогда платить тори (выкуп за невесту)?
Ченка относится к слабой половине. И пусть она молода, ещё не замужем и у неё пока что нет своего господина, но это не значит, что она должна сидеть сложа руки. Она дочь своего отца, одна среди мужчин и должна выполнять женские обязанности. Её положение усугубляется тем, что оба мужика ранены, ограничены в передвижении. Да, будь Загбой во здравии, он бы помог любимой дочери, возложил бы на себя большую часть тяжёлого физического труда. От этого бы не отказался и Дмитрий. Так было всегда, когда они оба были во здравии. Но сегодня у девушки нет помощников. Ченка безропотно несёт на своих хрупких плечах тяготы кочевой жизни.
Когда она приготовила ужин, наступил вечер. Плотный туман приблизил сумерки. Мелкая морось омрачала весенние краски. Как будто из ниоткуда, по вершинам елей пробежался лёгкий верховик. Деревья вздрогнули, легко закачались. На молодую траву, подражая резким ударам палочки по шаманскому бубну, зачастили большие, редкие капли дождя. Захмелевший Загбой радостно закрутил головой, посмотрел на свинцовое небо, куда-то вверх по реке и заключил:
– Отнако к карошей поготе. Завтра путет лето!
Ченка подала Дмитрию настой: запаренную в котелке шикшу, листья кашкары и корни бадана. Это лекарство девушка настаивала ежедневно, практически на каждом привале. Может быть, поэтому сочетание трёх высокогорных, собранных в стланиках гольцов трав давало поразительный результат. Уже на третий день он стал приоткрывать веки, безболезненно шевелить обгоревшими пальцами и улыбаться. Чудодейственное зелье, впитавшее в себя все природные качества, благотворно влияет на нервную систему, на скорое заживление поражённых участков кожи человека изнутри и закрепляет иммунитет.
Дмитрий благодарно принял из рук спасительницы котелок, сделал несколько глотков, отставил лекарство в сторону, налил в кружку спирт. Ченка хотела отстраниться, но Загбой ухватил её за руку:
– Эко, доська! Пей! Огненная вода – карашо! Телу тепло, сертцу весело, туше спокойно. Полеть не путешь, вся хворь выпрыгнет. Спать путешь крепко, никто не разбудит.
Дочь послушно приняла кружку, поднесла к губам, сделала глоток. Тут же задохнулась, открыла рот, хватая воздух, округлила глаза, замахала руками. Загбой захохотал, русский подал котелок с холодной водой. Она схватилась за него руками, запила, едва отдышалась. Практически сразу же захмелела. Не своими, а как будто чужими руками, принялась за еду. Загбой затянул песню:
Русский купец – хороший человек.
В его потках много всякого товара.
Он щедро поделился с Загбоем продуктами.
А за это Загбой повезёт его далеко на юг.
Эвенкийская песня, как ветер, такая же неповторимая и неподражаемая. В ней нет рифмы. Каждое четверостишие никогда не повторяется. Поющий её человек открывает свою душу, мысли, чувства. В таких песнях можно услышать голос ветра, увидеть красоту тайги, разговор деревьев, суету птиц, призыв зверей и, конечно же, узнать характеры людей. Человек тайги, дитя природы, древний кочевник, эвенк, тунгус прост душой, горяч сердцем, отзывчив на чужое горе. Он воспринимает окружающий его мир таким, какой он есть, с чистотой детского воображения. И передаёт его другим так же, не изменяя красок. И пусть в этих песнях нет ласкающего слух мотива, душезабористой мелодии, зато в ней есть правда жизни и глубина мысли.
Сегодня Загбой был пьян. Его язык развязался до мягкости стелющейся осоки. Он мог говорить легко обо всём. Особенно хотелось сказать доброе слово о своем русском бое. Так пусть же в этот час его песня прославит того, кого он считает своим другом. Считает потому, что он ещё просто не знает Дмитрия.
Дождь прекратился. Мутная пелена тумана поплыла вниз по реке. Тяжёлые, мокрые, поникшие ветви деревьев колючими расчёсками разлохматили густое молоко. Водянистая трава потянула в себя живительную влагу, спрессовывая и съедая непроглядное молоко. Через некоторое время восторженному взгляду открылись недалёкие горы. Сквозь серость и муть с запада пробился вечерний луч ласкового солнца. Под его всевластными руками озолотились, затрепетали радужным мерцанием скопившиеся капли алмазы прошедшего дождя. Чествуя перемены погоды, залопотал разноголосицей пернатый мир тайги. Воздух посвежел, наполнился благоуханиями молодого лета. Ароматы смолистых иголок, клейких лепестков ольхи, терпких тальников переплелись в дурманящий запах распустившихся многочисленных цветов, чей пёстрый платок раскинулся вокруг.
Неожиданно, словно напоминая людям о том, что они находятся в северной тайге, сверху, от ледниковых гольцов, дыхнуло холодом. Ченка поёжилась: быть морозу. Так всегда бывает в горах, после дождя высокое атмосферное давление обсаживает, давит к земле сверху холодный воздух. Здесь даже в июне может выпасть снег, а в конце июля начинаются первые заморозки.
Очередная порция сухих поленьев оживила костёр. Взметнувшееся пламя отодвинуло сидевших назад. Загбой квёло завалился на спину, он был пьян. Дмитрий вальяжно отвалился на спальнике, отравил воздух густым дымом табака. Ченка встала, начала собирать посуду. Русский внимательно посмотрел ей в глаза, улыбнулся, что-то ласково сказал. Девушка не расслышала, подбила огонь, запихала под грудь кусочки вареного мяса, поспешила к воде с грязной посудой. В тальниковых зарослях её уже с нетерпением ждали собаки. Убедившись, что за ней никто не наблюдает, Ченка разделила остатки пищи на три части. А в благодарность за своё спасение игривому Илкуну позволила начисто вылизать казан из-под каши.
Только сейчас Ченка почувствовала, как она устала. Целый день на ногах, с пальмой в руках, измотали её до предела. Она едва не валилась с ног, глаза слипались в представлении желанного отдыха. Голова кружилась позёмкой от выпитого спирта, который обволакивал тело приятной, безразличной теплотой. Ченка подошла к двум огромным разлохматившимся елям, стоявшим неподалёку от бурлящей реки, прислонилась к шероховатому стволу и, не удержавшись на слабеющих ногах, медленно опустилась в корни деревьев. К ней тотчас подскочили Чирва и Илкун, радостно заюлили лохматыми телами, хитрыми мордами стали смотреть на хозяйку в ожидании подачки.
