Первая мировая война - Марина Михайловна Бандиленко
Количество изготовленных в 1917 году снарядов к орудиям основных калибров превосходило показатели предыдущих лет. К апрелю 1917 года запасы артиллерийский снарядов выросли и достигли максимума – до четырех тысяч на одну 76– миллиметровую пушку. Несмотря на большой расход снарядов в ходе операции 1917 года, их резерв на каждое орудие к ноябрю составил две тысячи снарядов.
На высоте также был уровень подготовки артиллеристов. Солдаты и офицеры всех родов войск имели немалый боевой опыт. Не хватало только одного – дисциплинированных частей. Митинги, отказы подчиняться командирам, распущенность, пьянство и дезертирство… Некогда образцовая русская армия стремительно скатывалась в хаос.
На Юго-Западном фронте солдаты, сохранившие дисциплину, вместе с офицерами стали собираться в добровольческие подразделения. Так стали создаваться формирования, которые называли «частями смерти».
Самыми необычными из добровольческих частей стали женские «батальоны смерти». Идею их создания предложила Мария Бочкарева.
Бочкарева Мария Леонтьевна (1889–1920) – крестьянка. Добровольно отправилась в армию. Принята в резервный батальон только после того, как отправила телеграмму царю и Николай II лично распорядился взять ее на службу. Поначалу являлась объектом насмешек, пока не показала себя исключительно храбрым солдатом. Дважды ранена. За мужество награждена двумя Георгиевскими крестами. В 1917 году ей был присвоен чин подпоручика.
Героиню войны поддержал военный и морской министр Временного правительства Александр Керенский. Его супруга агитировала молодых девушек вступать в женские батальоны. Сам же Керенский уговаривал армию: он носился по фронтам, выступал на митингах и призывал солдат к одному – наступать!
Керенский Александр Федорович (1881–1970) – адвокат. Прославился, защищая в суде права крестьян. Великолепный оратор. Во Временном правительстве получил пост министра юстиции. С мая – военный и морской министр. Примечательно, что Керенский был родом из Симбирска и учился в той же гимназии, что и Владимир Ульянов (Ленин), отец Александра Федоровича был директором этой гимназии.
Молодые прапорщики и гимназистки обожали «душку Керенского» до истерики. На митингах тот производил впечатление и на солдат, убеждая их идти в бой. Но у боевых офицеров эта активность вызывала лишь усмешку. Министра прозвали «главноуговаривающим», а июньское наступление вошло в историю как «наступление Керенского».
Июль 1917 года. Белоруссия, Сморгонь
Ночью в окопе у прапорщика Бориса Копейкина случился крайне неприятный разговор с сослуживцем, тоже прапорщиком.
– Зря ты с этим Солдатским комитетом завелся, – сердито выговаривал тот Копейкину. – На трибуну вылез, уговаривал идти воевать. И что? Высмеяли, и все. Даже убить грозились.
Копейкин, все еще болезненно переживая недавний позор, отбивался:
– Но все разведчики были за меня. Я с ними с 16-го года вместе, и вместе мы победим!
– Эх, Борька, Борька, – вздохнул его собеседник. – Уже офицер, а все еще романтический гимназист… Зачем ты лезешь на рожон? И вот сейчас: в разведку, ночью, один… Безумие!
– Немец убаюкан нашей бездеятельностью! Я себе точку высмотрел. Оттуда их траншеи очень хорошо видно. А там… может, Георгия возьму!
Копейкин посмотрел на часы.
– Пора. Скажешь Архипову, пусть ждет на рассвете.
Он перелез через бруствер и уполз в темноту.
Копейкин сидел в небольшой ложбинке под поваленным деревом и время от времени смотрел в бинокль и при свете луны царапал химическим карандашом пометки на клочке бумаги. Каждый раз, когда в небо взлетала немецкая ракета, приходилось вжиматься в землю, но в целом укрытие было вполне надежным. Наконец, взглянув на часы, обнаружил, что уже начало четвертого. Можно возвращаться.
Сидя в окопе, Копейкин лихорадочно переносил свои корявые пометки с бумажки на карту. Рядом послышались чьи-то шаги. Не отрываясь, Копейкин спросил:
– Архипов, ты?
Но вместо ответа его схватили чьи-то крепкие руки и набросили на голову шинель. Копейкин стал вырываться изо всех сил. На него напали какие-то солдаты, причем свои. Один держал, второй заматывал на голове шинель, третий злобно шипел:
– Ах ты, гнида…
Копейкин вырвался, сбросил шинель и с размаху двинул ему в нос. Брызнула кровь. Солдаты тут же навалились на прапорщика, один вытащил из-за голенища нож и всадил его в спину прапорщику.
– Вот тебе наступление и война до победного конца!
Копейкин упал.
– Ходу! – солдаты быстро перевалились через бруствер и исчезли.
Копейкина нашел перед рассветом разведчик Архипов.
– Копейкин! Боря!
– А кровищи-то, – пробормотал его напарник. – Кто ж его так?
Он стащил фуражку и забормотал молитву.
– Эй, ты чего? – возмутился Архипов, ощупывая Копейкина. – Живой он! Беги за санитарами!
Из всех выбывших по ранению за время Июньского наступления только 10 % оказались тяжелоранеными, 20 % контужены. Остальные 70 % – легкораненые, чаще в пальцы или кисть руки, что наводило на мысли о самостреле. Многие даже не снимали повязок в медпунктах. Симуляция была относительно безопасным способом дезертирства – самовольного оставления места службы или поля боя, – которое приняло колоссальные масштабы. Если в 1916 году в каждом военном округе задерживалось в среднем от 193 до 462 дезертиров в неделю, то в 1917-м – от 1400 до 2200 человек. За три первых года войны из всей Российской императорской армии дезертировали 200 тысяч человек. А только за четыре месяца после февраля 1917-го – два миллиона, более 20 % всего личного состава. Для сравнения: за всю Великую Отечественную войну количество дезертиров не превысило 1 %.
«Наступление Керенского» началось мощно. Ураганная артподготовка, яростный натиск «частей смерти» позволили поначалу добиться успеха. Однако полки, которые должны были поддержать атакующих, забыли, какие клятвы они давали Керенскому. Вместо того, чтобы идти в бой, они устраивали митинги и оставались в своих окопах. Добровольцы-ударники истекали кровью, но поддержки не получали. Когда противник начал переходить в контратаки, солдаты бросили окопы, прихватив оружие, и толпами хлынули в тыловые города.
Лето 1917 года. Польша
Сводный кавалерийский корпус, меняя дислокацию, проходил через Станиславов. Из города к командующему корпусом, генерал-майору Петру Врангелю прибыл офицер со срочным сообщением. Он спешился и нерешительно топтался рядом. Врангель нетерпеливо протянул руку:
– Давайте депешу.
– Велено на словах передать.
– Ну? Что там?
– Мародеры, ваше превосходительство.
– Мародеры? – Врангель изменился в лице, на скулах заходили желваки. – Много?
– Чуть не батальон. Магазины и лавки грабят. Двух горожан убили. Ваша помощь нужна.
– Понятно. А гарнизон что?
– А ничего, ваше превосходительство. Ими советы командуют. Да и сами… туда же… Кто сбежал, кто боится…
Врангель медленно повернулся к своему офицеру, стоящему рядом. Говорил отрывисто, сдерживая ярость:
– Сафронов! Возьмите эскадрон. Направляйтесь в город. Немедленно! Наведите там порядок. Мы следом. Если нужно, стреляйте в эту сволочь. Поняли?
– Так точно!
– Выполнять.
Сафронов вскочил в седло и ускакал.
