Густав Эмар - Валентин Гиллуа
Братья пожали друг другу руки, и молодой человек, поклонившись дону Марсьялю, вышел из дома в сопровождении двух слуг, так же хорошо вооруженных, как он, и на прекрасных лошадях.
Во время этого разговора пеоны заложили карету.
— Прошу вас, — сказал Ралье.
— Как? — спросил дон Марсьяль. — В карету?
— Неужели вы думали, что я решусь поехать в монастырь верхом? Нас сейчас узнали бы.
— Но эта карета выдаст вас.
— Согласен; но не будут знать, кто в ней сидит, когда шторы будут опущены, а я это сделаю, прежде чем уеду из дома.
Тигреро сел возле француза, тот опустил шторы, и карета рванулась по направлению диаметрально противоположному тому, по которому должна была бы ехать в монастырь.
— Куда же мы едем? — спросил Тигреро через минуту.
— В монастырь бернардинок.
— Мне кажется, мы едем не по той дороге.
— Может быть, но эта дорога безопаснее.
— Смиренно признаюсь, что я ничего не понимаю.
Ралье расхохотался.
— Друг мой, — отвечал он, — вы поймете, когда придет время. Будьте спокойны! Знайте только, что, действуя таким образом, я буквально исполняю инструкции Валентина, моего и вашего друга. Не даром прозвали его уже давно Искателем Следов. Притом, вы знаете поговорку лугов, всегда казавшуюся мне чрезвычайно справедливой: «Самая краткая дорога от одного пункта до другого идет изгибом». Мы едем изгибом — вот и все. Притом во всем, что будет происходить, вы должны остаться зрителем, а не действующим лицом, и повиноваться мне во всем, что я прикажу. Эта роль вам не нравится?
Француз говорил все это тем веселым тоном и с тем очаровательным добродушием, которые составляли основу его характера и завоевывали ему любовь всех, с кем сводил его случай.
— Я буду охотно повиноваться, вам, сеньор дон Антонио, — отвечал Тигреро. — Доверие нашего общего друга к вам служит мне ручательством ваших намерений. Располагайте же мной, как хотите, не опасаясь ни малейшего возражения с моей стороны.
— Прекрасно сказано! — заметил, смеясь, банкир. — Прежде всего, любезный сеньор, вы сделаете мне удовольствие — перемените костюм.
— Переменить костюм! — вскричал Тигреро. — Но вам надо было сказать мне заранее!
— Ни к чему, любезный сеньор: у меня здесь есть все, что вам нужно.
— Здесь?
— Посмотрите-ка, — сказал банкир, вынимая из одного кармана кареты платье францисканца, а из другого сандалии и веревку, — вы уже надевали этот костюм.
— Точно.
— Наденьте же его опять, вот зачем: в монастыре бернардинок вас считают францисканцем; те, которым не известна наша тайна, должны думать будто я приехал с францисканцем.
— Я повинуюсь вам. Но ваш кучер не будет удивлен, когда из кареты, в которую сел кабальеро, выйдет францисканец?
— Мой кучер? Вы верно на него не посмотрели?
— Нет! Все индейцы похожи один на другого и все отвратительны.
— Это правда! Однако, посмотрите на него.
Дон Марсьяль наклонился вперед и немного раздвинул штору.
— Курумилла! — закричал он с удивлением. — Как он удачно переодет!
— Думаете ли вы, что он удивится?
— Я ошибся.
— Вы не дали себе труда подумать.
— Я переоденусь; однако, если вы позволите, я спрячу оружие под одежду.
— Если позволю! В случае надобности, пожалуй, прикажу. Но какое у вас оружие?
— Кинжал, нож и пара пистолетов.
— Прекрасно! Если понадобится, я могу вам найти винтовку.
Разговаривая таким образом, Тигреро переменил костюм, то есть просто надел рясу поверх платья, обвязался веревкой вместо пояса, заменил обувь сандалиями.
— Вот вы теперь францисканец вполне, — сказал француз, смеясь.
— Нет, мне еще недостает одной необходимой вещи.
— Чего же?
— Шляпы!
— Это правда.
— Я не знаю даже, как мы достанем эту часть моего костюма.
— Неверующий человек! — сказал француз с улыбкой. — Смотрите!
Он поднял подушку с передней скамейки и вынул из ящика шляпу францисканца, которую подал Тигреро.
— Теперь все ли у вас есть? — спросил он с насмешкой.
— Кажется. Но ваша карета настоящий походный магазин.
— Да, в ней есть всего понемногу. Но вот мы приехали, — прибавил он, увидев, что карета остановилась. — Помните, что вы не должны сами начинать, а делать только то, что я вам скажу. Это решено, не правда ли?
Француз отворил дверцу — карета действительно остановилась перед монастырем бернардинок. Два или три человека зловещей наружности бродили около монастырского здания, несмотря на их притворное равнодушие, в них легко можно было узнать шпионов. Француз и его товарищ догадались об этом, они вышли из кареты с равнодушием, так же хорошо разыгранным, как и равнодушие шпионов, и подошли к двери, которая отворилась и затворилась за ними с поспешностью доказывавшей, как мало доверяла привратница людям, оставшимся на улице.
— Чего вы желаете, сеньоры? — вежливо спросила привратница, поклонившись им, как знакомым.
— Любезная сестра, — отвечал француз, — будьте так добры, доложите настоятельнице о нас и попросите ее удостоить нас разговором на несколько минут.
— Еще очень рано, брат мой, — отвечала привратница, — я не знаю, может ли наша матушка принять вас в эту пору.
— Скажите ей только мое имя, сестра моя, я убежден, что она без всякого затруднения примет нас.
— Сомневаюсь, брат мой, повторяю вам: еще очень рано; однако я ей доложу, чтобы услужить вам.
— Я глубоко признателен вам за эту доброту, сестра моя.
Привратница вышла из гостиной и просила подождать ее.
Во время ее отсутствия, француз и его товарищ не обменялись ни одним словом; впрочем, это отсутствие продолжалось не более нескольких минут.
Не говоря ни слова, привратница сделала знак посетителям следовать за ней и провела их в ту комнату, куда мы уже вводили читателя и где настоятельница их ждала.
Она была бледна и казалась озабочена; она движением руки пригласила посетителей садиться и молча ждала, чтобы они заговорили; они, со своей стороны, как будто ждали, чтоб она осведомилась о причине их посещения: но так как она медлила, это молчание угрожало продолжаться долее. Ралье решился прервать его.
— Я имел честь, — сказал он, почтительно поклонившись, — послать вам вчера с моим слугой письмо, в котором предупреждал вас о моем посещении.
— Да, кабальеро, — отвечала она тотчас, — я действительно получила это письмо, и ваша сестра Елена готова ехать с вами тотчас, как вы изъявите желание; однако позвольте мне обратиться к вам с просьбой.
— Говорите, если я могу сделать вам угодное, поверьте, я с удовольствием воспользуюсь этим случаем.
