Алан Савадж - Могол
Фарид, увидев Ричарда у своих ног, улыбнулся.
— Блант-эмир! — сказал он. — Я слышал, ты убит в сражении.
Ричард с трудом опустился на колени. Горло у него пересохло, в животе похолодело от страха. Он знал, что лишь несколько минут отделяют его от позорной и ужасной смерти.
— Ты, по крайней мере, сражался до конца, — заметил Фарид. — Мне сказали, что Хумаюн и его подлый брат бежали с поля боя.
— Они бежали, когда увидели, что ты склонил к измене одного из моих туман-баши, — сказал Ричард, сверкнув глазами на Хему.
— Но разве не этой тактике неоднократно следовал сам Бабур?
Ричарду нечего было возразить, потому что Фарид сказал правду.
— Что касается принцев, то их едва ли можно считать достойными сыновьями Бабура. Но я разыщу их. Подать коня для Блант-эмира! — приказал он адъютанту. — Этот человек поедет со мной.
Хему посмотрел в лицо своему новому хозяину с тревогой, словно протестуя взглядом, но на него не обратили внимания.
Ричард не поверил своим ушам:
— Меня не казнят?
— Это было бы расточительностью. Разве мы не сражались плечом к плечу и не заслужили высокого положения? Ты отличный солдат, Блант-эмир. Я думаю, лучший среди всех, кого я видел. И ты не могол. Ты будешь сражаться за меня, когда моголов не станет?
Ричард пытался облизать губы и не смог.
— Я буду служить тебе, если ты хочешь.
— Я очень хочу этого, — улыбнулся Фарид. — А когда меня разобьют, ты можешь снова переметнуться на другую сторону, если это тебе удастся. Остальных посадить на кол, — распорядился он, — но на высокие шесты, как делают турки. Я хочу, чтобы они оставались памятниками моей победы и их поражения.
— Мой господин! — Ричард дотянулся до его ноги. — Разве они не будут служить тебе так же, как и я?
— Нет, — ответил Фарид, — они моголы. Преданность этих людей будет разрываться между их народом и мною. Ты — чужестранец, у тебя нет корней в этой земле, а поэтому верен тому, кто тебя нанимает. Будь Бабур жив, я бы не пытался склонить тебя к предательству. — Он снова улыбнулся. — Впрочем, будь Бабур жив, я бы не одержал этой победы. Даже и не пытался бы восстать. Но Хумаюн... Какие у тебя могут быть колебания относительно возвращения к этой дворняге?
Каждое сказанное им слово о моголах было, конечно, истинной правдой.
— Но у меня есть друг, мой господин, — сказал Ричард. — Вот с тем человеком... — он указал на Прабханкара, — мы неразлучны долгих пятнадцать лет. Куда бы я ни шел, он всегда был со мной. Где бы я ни служил, он служил там же. Он будет так же верен тебе, как и я. И он тоже не могол.
Фарид посмотрел на индуса, и Прабханкар попытался улыбнуться.
— На кол негодяя, — прошипел Хему.
— Думаю, что нет, — сказал Фарид. — Он может продолжать служить тебе, Блант-эмир. Подать ему тоже коня, — скомандовал он.
— Здесь также мой сводный брат.
— Этот щенок мертв, — сказал Хему.
— Ты убил его?
— Я видел, как мальчишка упал. Он был сыном Лоди-шаха и достоин смерти.
— Я сожалею о твоем сводном брате, Блант-бахадур, — сказал Фарид. — В конце концов, он умер с почетом. А теперь давай поспешим, мы еще можем перехватить Хумаюна и его брата.
— Ты спас мне жизнь, Блант-сахиб, — сказал Прабханкар. — Я уже чувствовал кол в своих кишках.
— Думаю, это чувство нас роднит, — согласился Ричард.
Он обдумывал, как сообщить Гиле и ее матери о гибели Тахмаспа.
— Возможно. И каковы теперь твои намерения, сахиб? Они ехали рядом немного в стороне от окружения Фарида.
— Мои намерения?
— Ты что, и в самом деле намерен служить этому вождю грабителей?
— Прабханкар! — сурово осадил его Ричард. — Бабур был тоже вождем грабителей, когда мы впервые встретили его.
— Хумаюн, если теперь уцелеет, снова соберется с силами, — заметил Прабханкар.
— Мы будем верно служить Фариду, — предупредил его Ричард.
Прабханкар ухмыльнулся.
— До тех пор, пока не подвернется кто-нибудь получше.
Фарид-хан не поймал Хумаюна и Камрана. Могол и его брат растворились в горах. Одни говорили, будто он ушел в Персию, другие — что вернулся в старую твердыню своего отца Кабул.
Ходили также слухи, что его убили патаны.
Какой бы ни была правда, он исчез из Делийского королевства.
Глава 7
ПУТЕШЕСТВЕННИК
Фарид-хан, или Шер-шах из Сура, как он теперь любил себя называть, сидя на коне, смотрел на полуотстроенный новый город Дин Панах, шедевр Хумаюна.
— Стереть его с лица земли, — скомандовал он, — и начать строить новый. Это будет Шер-шахи, последний делийский город.
Он, без сомнения, наслаждался вновь обретенной силой, но не позволял, чтобы высокомерие вредило его авторитету или мешало практической деятельности.
Едва укрепившись в королевстве, он потребовал полный отчет обо всех налогах и приказал своим хакимам проверить указанные в отчетах данные об урожае и, главным образом, о добыче золота и драгоценных камней в копях близ города. Столь скрупулезный анализ дал ему точные сведения на будущее: сколько будет заплачено, кем и когда.
Одновременно он занимался проблемами нищенства и проституции, увеличивал и обучал свою армию и заключал торговые мирные соглашения с раджпутами, Гуджаратом и землями на юге.
— Я ничего не хочу от них, — говорил он вполне искренне. — Делийское королевство для меня главное.
Его акты мести продемонстрировали народу его силу, но отнюдь не злобность характера. Те эмиры, которые выступали на стороне Хумаюна и не сообразили уйти с ним, были посажены на кол, их жены, наложницы и дочери отданы солдатам.
Хумаюн бежал с такой поспешностью, что не успел забрать из Агры своих жен и книги, и это, безусловно, стало огромной утратой для убегающего Могола, но все же он прихватил «Гору Света». Ричарду пришла мысль: уж не был ли огромный алмаз несчастливым талисманом, трагически влияющим на судьбу его обладателя и наследственность. Будь Хумаюн младшим братом, имеющим возможность полностью посвятить себя науке и учению, он был бы намного счастливее.
Но могли ли Камран и Аскари показать себя лучшими наследниками Бабура? Ричард весьма сомневался на этот счет.
Шер-шах не имел особых намерений относительно жен Хумаюна. И то, что он взял любимую индийскую жену Хумаюна в свою постель, было скорее символическим актом завоевателя. Фарид был несколько староват для насилия. Остальных он отослал в Кабул.
Зато редчайшую библиотеку Хумаюна, собранную им по крупицам, он без колебаний решил разорить.
— Многое из этого языческое и более того непристойно, — заявил он, открывая один из индусских текстов и глядя на миниатюры. Читать он не умел.
