Виктор Смирнов - Багровые ковыли
– Кто же у них теперь? – спросил Слащев как бы невзначай.
Шаров вздохнул, давая понять, какая работа была проделана, для того чтобы генерал обладал свежайшей информацией.
– Роберт Эйдеман.
Капитан помолчал, зная, что Слащев будет обдумывать новость. Если потребуются дополнительные сведения, спросит. Но генерал знал достаточно об Эйдемане. Из латышей. В Великую войну – прапорщик ускоренной подготовки. Но уже в семнадцатом – начальник Уральской дивизии. Как военачальник, тактик – достаточно ограничен. Побеждает, только имея значительное превосходство в силах. Но упорен, как бульдог, в обороне очень стоек. Ценит старых специалистов.
– Любопытное противоречие, – вслух сказал Слащев. – Красные готовятся к наступлению, а командующим ставят оборонца.
– Да, – согласился Шаров.
Оба понимали, что это значит. Даже имея пятикратное превосходство в силах, Советы не надеются на успех наступления. Их ближайшая цель – завоевание плацдарма на левом берегу. Этот тет-де-пон станет постоянной угрозой существования всей врангелевской армии. Болезненной занозой. Отсюда до крымских перешейков – два перехода. Как только они нарастят силы, хлынут на Перекоп.
– Прибыла еще одна батарея ТАОН, – решил выдать очередную порцию сведений Шаров. – Тяжелые орудия. Вряд ли красные смогут переправить их на наш берег.
Еще одно свидетельство подлинных намерений красных. ТАОН прикроет плацдарм с противоположного высокого берега. Слащеву нечего будет противопоставить тяжелым гаубицам Эйдемана. Красные действуют медленно, но планомерно и убийственно точно, как настоящая регулярная армия. С весны они здорово подросли. Научились кое-чему.
Да, тяжело это – предвидеть удар и не иметь возможности защищаться. Из этой ловушки не было выхода – даже для Слащева.
– Интересная вещь, – тихо усмехнулся Шаров. – К этому спецу по артиллерии Грендалю прибыло две звукометрические установки для артиллерийской разведки.
– Ну и что же здесь интересного? – спросил Слащев.
Шаров уже докладывал о Грендале. Там, где Грендаль, – там звукометрия. Этот красный спец, бывший полковник, весьма успешно применил свои установки в семнадцатом, при июльском наступлении.
– Интересно то, что командует этими установками инженер по фамилии Недзвецкий, – сказал Шаров. – Лев Барсук-Недзвецкий.
– Ну, должно быть, родственник, – буркнул Слащев. – У нас на той стороне, капитан, у всех полно родственников, однокашников, однополчан…
Слащеву не понравился тон Шарова, усмешка капитана, очевидно, имела адресом Владислава Барсука. Если начинать посмеиваться по поводу родственников, далеко можно зайти. Тут один шаг до осуждения, а там и до подозрения. Но это Гражданская война. Если бы они, подданные российского императора, люди одной земли, вели себя как братья, то и междоусобицы бы не было. Они бы давно, вместе с англичанами и французами отпраздновали победу и уже наслаждались мирной жизнью.
– У них уже четыре полноценные дивизии, – вдруг с искренней горечью сказал Шаров. – Пятьдесят первую Сибирскую, Блюхера, они повернули сюда прямо с полпути на польский фронт. Через три дня она вся подтянется к Бериславу. Одиннадцать тысяч штыков, полный комплект. Латышская – тоже не подарок… У них теперь будет свыше ста пятидесяти орудий, в том числе сорок тяжелых…
«Раздавят!» – подумал Слащев.
– Не раздавят, – уверенно вслух сказал он. – Не раздавят, капитан.
Свои главные силы генерал уже отвел от берега, оставив лишь пулеметные команды, чтобы задержать переправы красных и нанести им ощутимые потери. Все пушки, в том числе два тяжелых орудия, сменили позиции. Эйдемана встретят лишь артиллерийские заслоны. И когда красные выйдут на простор, разбегутся по степи, он будет бить их по частям, крутясь, кусая и отскакивая, как волк, который в отчаянии справится с целой сворой собак.
– А что плавни? – спросил Слащев.
– Плавни кишат, как Запорожская Сечь. Туда бегут и от Махно, и от красных… Мы забросили им две тысячи трофейных винтовок, пулеметы, патроны.
– Хотелось бы, чтобы все это не стреляло в нас.
– Они пойдут за тем, кто будет побеждать. Плавни выжидают. Красные пока тоже опасаются их трогать, чтобы не разбудить. Это ведь тыл большевиков, коммуникации, базы.
Кто будет побеждать?.. Он, Яков Александрович Слащев, впервые в своей боевой жизни готов смириться с невозможностью победы. Нет, он попробует уговорить Врангеля согласиться с его планом. И тогда, возможно, еще не все потеряно. Врангель в это утро должен прибыть в Мелитополь. Надо ехать. Надо лично с ним переговорить. Ведь не враг же он сам себе.
– Благодарю за хорошую службу, капитан, – сказал Слащев и встал. От резкого движения пробудилась придремавшая было боль, пронзила живот. Он справился с нею и крепко пожал пухлую руку Шарова. – Сколько у нас времени, капитан?
– Через три дня они будут готовы к переправе, – отвечал Шаров после недолгого раздумья. – Может быть, через четыре. У них пока не хватает понтонов…
Уже светало, звезды начинали терять свой блеск. Слащев разбудил начальника конвоя полковника Мезерницкого, своего верного друга.
– Миша, едем в Мелитополь.
– Сколько взять конвоя?
– Двух человек, пулемет. Едем на машине, без конных. Спешка!
…Нина, приоткрыв глаза, смотрела с постели, как он, задернув занавеску, зажег в полфитиля лампу и стал одеваться в парадное. Пантелей тут как тут – с начищенными сапогами и мундиром на распялке. Мундир без погон, без добровольческих шевронов, с одним Георгиевским крестом. Самым первым. И нашивки за ранения на клапане левого рукава. Семь полосок. Их Яков Александрович считал главной наградой.
«Юнкер Нечволодов» поняла, куда собирается муж. И к кому. Она знала, что Врангелю, да и многим другим в штабе армии, не нравятся «наряды» Якова Александровича, порой весьма экзотические. Когда-то пыталась спорить. Да где уж! Слащева не переубедишь! Он полагал, что генеральское звание ему присвоили те, кто права на это не имел. А последний законный, присвоенный ему императором чин – полковник. Но полковничьи погоны – слишком явный вызов всему генеральскому клану. Поэтому предпочитал «чистые плечи».
Шевроны же не носил, потому что считал, что Добровольческая армия во времена Деникина не стала, как он думал в мечтах, орденом чистых, честных и безумно отважных. Запятнала себя грабежами и дикой гульбой.
Из-за этих «странностей» генерала о нем ходило много сплетен и небылиц. Да и завидовали его славе. Нина вначале все это переживала, а затем привыкла. Такой у ее мужа нрав, такая судьба.
Нина дождалась своей минуты, встала:
– Я с тобой.
