Дороти Лаудэн - Меж двух миров
— Мама, я еду! Салли, ну все, отпускайся! — вопил Брайен в волнении и восторге.
— Да я тебя давно уже отпустил! — отозвался Салли. Брайен ехал сам. Гордая улыбка озаряла его лицо. Около Микаэлы он остановился, и Салли, словно добрый ангел-хранитель, был тут как тут, чтобы подхватить велосипед, когда мальчик спускался на землю.
— Мама, я умею ездить на велосипеде! — воскликнул он, бросаясь в объятия своей приемной матери.
— О, я так и знала, что ты сразу научишься, — похвалила его Микаэла, прижимая мальчика к себе. И потом повернулась к Салли: — Спасибо, Салли. Как хорошо, что ты находишь время для детей.
— Это они находят для меня время, — ответил он, тогда как на лице его все еще светилась счастливая улыбка. — Ну, а теперь я пойду, — сказал он и снова посерьезнел. — До свидания, Микаэла.
. — Разве ты не останешься с нами поужинать? — спросила Микаэла, обескураженная резкой переменой его настроения.
Но Салли покачал головой.
— Нет, спасибо.
Глаза его встретились с глазами Микаэлы, и она, к своему удивлению, не заметила в них ни обиды, ни отчуждения. Скорее в них была печаль и некоторая дистанция. Затем он вскочил на свой велосипед и уехал, скрывшись в вечерних сумерках.
Микаэла задумчиво последовала за детьми в дом.
Брайен принялся чистить картошку. Микаэла залюбовалась его умелой работой. Уж если судить по ловкости пальцев, Брайен вполне мог сойти за ее родного сына.
Но Колин отвлекла ее от этих радостных мыслей, которые в последнее время стали для Микаэлы такой редкостью.
— На сколько человек накрывать? — спросила девочка.
— На четверых, — ответила Микаэла.
Колин уже держала в руках пятую тарелку. Теперь она отставила ее назад на полку.
— Разве Дэвид не придет?
— Нет, — сказала Микаэла, и ей почудилось, что она услышала тройной вздох облегчения. — Я знаю, он вам не нравится, — продолжила она с некоторым раздражением. Но тут же взяла себя в руки. — И я знаю также, насколько вам нравится Салли. Вы не хотите быть непорядочными по отношению к Салли. Но вы должны дать шанс и Дэвиду. Он этого заслуживает.
— Салли сказал нам то же самое, — ответила Колин, пренебрежительно вздернув брови. — Он говорит, что мы должны вести себя прилично.
Микаэла удивленно оглянулась:
— Он правда так сказал?
— Да, как раз перед твоим приходом, — подтвердил Брайен. — И еще он сказал, чтобы мы не оказывали на тебя давления, ты сама должна принять решение, потому что это твоя жизнь. Мы вырастем, и у нас будет своя жизнь.
И он бросил следующую очищенную картофелину в кастрюльку к остальным.
Микаэла пододвинула к себе стул. Она вдруг почувствовала, что не в силах стоять на ногах.
Ей понадобился целый вечер на раздумья о том, как ей расценивать слова Салли. Как могло случиться, что за два дня так резко изменилось положение фронтов? Если вначале Дэвид готов был отказаться от своих притязаний на нее, то теперь Салли отступал все дальше. Дэвид же, напротив, занимал в ее жизни все больше места. Неужто Салли устраивало такое развитие событий? Или его поучения детям зиждились на желании видеть Микаэлу счастливой, даже если это стоило ему утраты собственного счастья?
Она еще не успела остановить свою повозку около больницы, как услышала, что ее кто-то окликнул с противоположной стороны улицы. Усталая и невыспавшаяся — в последнее время ей с трудом удавалось заснуть ночью, — она обернулась.
К ней шел Дэвид, быстро, насколько ему позволяла хромота.
— Микаэла, представь себе, я только что получил телеграмму из Вашингтона. Газета мне ответила. Они опубликуют мою статью.
На лице Микаэлы отразилась радость.
— Но это же замечательно! А я и не думала, что они ответят так быстро.
Дэвид протянул ей руку, чтобы помочь сойти с облучка.
— Я и сам не ожидал, — сказал он, счастливо смеясь. — Идем пройдемся немного, — предложил он.
— Ну, если ты хочешь… — ответила Микаэла в нерешительности. Ей было совестно бросать больницу и свою работу, но она видела, что Дэвиду необходимо поговорить с ней с глазу на глаз.
— Дело обстоит так… — начал Дэвид, направляясь в сторону церковной площади, где было не так оживленно. — Они хотят, чтобы я приехал в Вашингтон. И я рад этому, поскольку надеюсь, что в Вашингтоне мне удастся больше сделать для того, чтобы остановить строительство этой плотины. Но мне хотелось бы знать одно. — Он остановился и взял руки Микаэлы в свои. — Я хотел бы снова вернуться сюда, как только моя миссия в Вашингтоне будет исполнена. А ты бы хотела моего возвращения?
Он пытливо вглядывался в лицо Микаэлы, и она снова увидела в нем юношеские черты ее первой любви.
— Мы предназначены друг для друга, Микаэла, — уверенно продолжал он, — я это чувствую и знаю. И мы могли бы продолжить все то, что прервалось семь лет назад.
— Но это… это не так просто, — с запинкой сказала Микаэла и, осторожно отняв у него свои руки, вздохнула. — Ведь все это время жизнь продолжалась. И она наложила на меня некоторые обязательства и ответственность. Перед детьми, например…
— Мы могли бы выполнять эти обязанности сообща, — предложил Дэвид.
Микаэла помедлила. Мысли ее начали беспорядочно метаться.
— И к тому же еще… Она смолкла.
— Салли, — закончил за нее Дэвид. Взгляд его все еще согревал ее своей сокровенной теплотой. — Ты его любишь? — тихо спросил он. — Ты любишь его больше, чем меня?
Микаэла почувствовала, как глаза ее наполняются слезами. Она так долго считала Дэвида погибшим и навеки потерянным. Почему ей опять предстоит новая разлука с ним? Почему ей заново приходится переживать эту боль, которая все в ней переворачивала?
— Неужели ты действительно хочешь это знать? — ответила она наконец.
Дэвид тихо опустил голову. Это походило на кивок многозначительного понимания.
— Я… завтра я уеду, — сказал он прерывающимся голосом. — И больше уже не вернусь.
— О, Дэвид! — вздохнула Микаэла. И затем в последний раз упала ему на грудь. Она чувствовала его дыхание, ощущала трепет его израненного тела. — Мы пережили твою первую смерть. Переживем и эту разлуку. Ведь жизнь продолжается.
Микаэла не стала торопиться в свою больницу. Да и зачем? Она все равно не смогла бы сейчас сосредоточиться на работе. Вначале ей нужно было восстановить ясность в мыслях и покой в сердце.
Она брела в одиночестве по лесу, проходила между старыми деревьями и вышла на луг Орхидей, куда она привела когда-то Дэвида и где в ней впервые ожили мысли о прошлом. Но теперь она оставила это прошлое позади. Единственное, что она сохранила при себе, — это воспоминание о юношеской любви, о мечтах, которым никогда не суждено исполниться, хотя надежда на это ненадолго воскресла в ней. Теперь она должна была примириться с реальностью, с настоящим и со всем тем, что составляло теперь ее жизнь.
