Филиппа Грегори - Дочь «Делателя королей» (ЛП)

Я делаю реверанс Джорджу и опускаю глаза вниз, чтобы он не заметил моей улыбки. В моей голове звучит мой вопрос: «Зачем тебе это?». И его ответ: «А ты как думаешь?».

Когда раздается стук в дверь женской гостиной, я открываю ее сама, ожидая увидеть за порогом слугу с блюдами для моего ужина, но перед мной стоит Ричард в великолепном дублете и штанах из красного бархата. Его отделанный соболем плащ, откинут за спину, словно он, не спеша, прогуливался по галерее.

Я ахаю:

— Ты?

— Я решил, что будет удобнее зайти к тебе, пока подают ужин, — говорит он, заходя в комнату и усаживаясь в кресло Изабель у камина.

— В любой момент могут войти слуги с моим ужином, — предупреждаю я.

Он небрежно пожимает плечами.

— Ты подумала о нашем разговоре?

Конечно, думала, каждую минуту после нашей встречи.

— Да.

— Хочешь, чтобы я представлял тебя в этом вопросе? — он опять улыбается мне, как будто предлагает самую веселую игру, как будто приглашает не в заговор против сестры и опекуна, а на танец.

— Что мы будем делать? — я пытаюсь быть серьезной, но улыбаюсь в ответ.

— О, — шепчет он. — Уверен, нам придется часто встречаться.

— Здесь, у нас? Очень часто?

— По крайней мере, один раз в день. Чтобы составить правильный заговор, я хочу видеть тебя один раз в день, или, может быть, два раза. Хотя мне было бы удобнее видеть тебя все время.

— И что бы мы делали?

Он подтягивает носком сапога стул поближе к своему креслу и жестом приглашает меня сесть. Я повинуюсь: он приручает меня, словно поглаживает ястреба. Он наклоняется ко мне, его теплое дыхание щекочет мне шею.

— Мы будем разговаривать, леди Энн, что же еще?

Если я немного поверну голову, его губы коснутся моей щеки. Я сижу неподвижно, почти не дыша.

— Итак? Что бы ты хотела? — спрашивает он меня.

Я хотела бы, чтобы этот восхитительный спектакль длился весь день. Я хотела бы, чтобы он, не отрываясь, смотрел на меня, как мой старый друг из беспечного детства.

— Но как ты рассчитываешь добиться возвращения моего состояния?

— Ах, да, состояние. На мгновение я совершенно забыл о состоянии. Ну, во-первых, я должен поговорить с тобой, чтобы точно знать, чего ты хочешь. — он снова наклоняется ко мне. — Я хотел бы сделать именно то, что ты хочешь. Ты должна управлять мной. Я буду твоим паладином, верным рыцарем, таким, какой нужен девушке. Как в сказке.

Его губы касаются моих волос, я чувствую его тепло.

— Девушки могут быть очень глупыми, — говорю я, стараясь казаться взрослой.

— Совсем не глупо желать мужчину, готового служить тебе, — замечает он. — Если я смогу найти даму, которая примет мою службу и подарит мне свою благосклонность, я торжественно поклянусь жить для ее безопасности и счастья.

Он слегка откидывается назад, чтобы видеть мое лицо. Я не могу оторвать взгляда от его темных глаз. Я чувствую, как краснеют мои щеки, но не в силах отвернуться.

— И тогда я поговорю с моим братом о тебе, — говорит он. — Тебя не смогут выдать замуж против твоей воли, твою мать не смогут насильно держать в монастыре.

— А король послушает тебя?

— Конечно. Без сомнения. Я встал на его сторону, как только смог держать меч в руках. Я его верный брат. Он любит меня, а я люблю его. Мы братья по крови и оружию.

В дверь стучат, и Ричард одним плавным движением оказывается за ней так, что когда слуги открывают дверь и входят с полудюжиной блюд и небольшим кувшином эля, они не могут видеть его. Они накрывают стол, расставляя тарелки и наливая эль, а затем ждут, чтобы служить мне.

— Вы можете идти, — говорю я. — Закройте за собой дверь.

Они кланяются и выходят, и Ричард появляется из тени и придвигает к столу еще один стул.

— Можно?

Это самый восхитительный ужин в моей жизни. Мы пьем из одного кубка, он ест из моей тарелки. Я забываю, как ужинала в одиночестве, ела без удовольствия, только, чтобы утолить голод. Он берет с блюда кусок тушеной говядины и предлагает его мне, а сам вытирает куском хлеба соус. Он хвалит оленину и настаивает, чтобы я тоже попробовала, он разделяет со мной пирожное. Между нами нет никакой неловкости, словно мы снова стали детьми; веселье играет в нас, словно пузырьки воздуха в чистом ручье.

— Мне пора идти, — говорит он. — Скоро в зале начнется ужин, и меня будут искать.

— Они подумают, что я стала обжорой, — я смотрю на пустые блюда на столе.

Он встает, я поднимаюсь тоже, вдруг чувствуя неловкость. Мне хочется спросить, когда и где мы увидимся снова, но чувствую, что не могу заговорить об этом.

— Увидимся завтра, — легко говорит он. — Ты пойдешь на утреннюю мессу?

— Да.

— Задержись, когда Изабель уйдет, и я подойду к тебе.

Я хлопаю в ладоши:

— Очень хорошо.

Его рука лежит на дверной ручке, он собирается идти. Я кладу руку на его рукав, я просто не могу не коснуться его. Он с улыбкой поворачивается и осторожно наклоняется, чтобы поцеловать руку, которая покоится на его рукаве. Вот и все, вот и все. Одно прикосновение — не поцелуй в губы, не ласка, но от этого легкого касания мои пальцы горят, как в огне. А потом он исчезает за порогом.

В своем темно-синем вдовьем платье я прохожу за Изабель в часовню, бросая осторожный взгляд в сторону главного нефа, где король с братьями слушают мессу. Королевская скамья пуста, там никого нет. Я чувствую болезненный укол разочарования и думаю, что ему не удастся увидеться со мной. Он обещал быть здесь утром, но не пришел. Я становлюсь на колени позади Изабель и пытаюсь сосредоточиться на молитве, но латинские слова кажутся бессмысленной скороговоркой звуков, сквозь которые слышится: «Увидимся завтра. Ты пойдешь на утреннюю мессу?».

Когда служба заканчивается, и Изабель поднимается, я не встаю вместе с ней, я опускаю голову, словно полностью погружена в молитву. Она нетерпеливо вздыхает, а затем оставляет меня в покое. Ее дамы выходят из часовни, я слышу, как за ними закрывается дверь. Священник, стоя спиной ко мне, убирает с алтаря святые дары, а я, сложив руки и закрыв глаза, начинаю молиться так истово, что не слышу, как Ричард подходит и встает на колени рядом со мной. Я чувствую его прежде, чем успеваю открыть глаза — легкий аромат мыла и чистый запах кожи новых сапог, тихий шелест одежды, когда он опускается на колени, запах раздавленного цветка лаванды под его ногой и, наконец, тепло его руки поверх моих сплетенных пальцев.

Я медленно, словно просыпаясь, открываю глаза, и он улыбается мне.