Джордж Фрейзер - Флэш без козырей
Он был одним из тех порывистых, открытых парней, каждая мысль которого отражалась на его свежем, честном лице. Арнольд бы просто влюбился в него, а молодой Чард был бы счастлив заполучить его к себе в день сражения при Роркс-Дрифт.[58] Он был глуп, как летучая мышь, а именно такой человек и был мне сейчас нужен.
Я убедил его, что ни одна живая душа с «Бэллиол Колледжа» не должна знать, кто я на самом деле, и намекнул, что моя опасная секретная миссия еще не закончена и может быть сорвана, если только мое инкогнито будет раскрыто. (И это было правдой.) Он полностью согласился со мной, но заметил, что было бы здорово захватить с собой в Вашингтон несколько освобожденных рабов для вящего эффекта. «Наглядное доказательство, сэр, ваших благородных и героических свершений в великом крестовом походе против этого подлого дела». Я не возражал, так что с полдюжины желтых девчонок и леди Каролина Лэмб были перевезены к нам на борт и размещены где-то во внутренних помещениях брига. Фэйрбразера очень удивило присутствие на борту «Бэллиола» миссис Спринг. Ее поймали в тот момент, когда она выбрасывала бумаги и счета своего мужа из окна каюты, так что большинство важных улик было утрачено (это, я думаю, и без того было ясно). К тому же она — женщина…
— Мой совет — везите ее в Новый Орлеан, — предложил я, — на море еще не видали таких дьявольских созданий, как она и ее супруг-изувер. Кстати, как он себя чувствует?
— Он в коме, — ответил Фэйрбразер. — Кто-то из его же собственных пиратов выстрелил ему в спину, сэр. Вот что они за твари! Осмелюсь предположить, он все-таки выживет, но это не имеет особого значения, так как палач в Новом Орлеане наверняка вздернет его на виселице.
О, это удовольствие праведников, когда оно проистекает от благочестивой жестокости, я по сравнению с ними — невинное дитя. Его следующее замечание также меня не удивило:
— Но полагаю, мистер Комбер — простите, что осмеливаюсь давать вам совет в этом деле, — вы, очевидно, хотели бы первым делом уединиться, чтобы вознести свою благодарность всемилостивому нашему Отцу Небесному за свое счастливое избавление от всех опасностей и горестных испытаний, сквозь которые вам довелось пройти. Прошу извинить меня, сэр.
Первым делом мне хотелось бы получить порядочную порцию бренди и плотно поесть, но я ответил капитану с понимающей улыбкой.
— Должен прямо сказать вам, сэр, что в своем сердце я навсегда сохраню благодарность вам — и не только за себя лично, но и за всех тех несчастных, которым ваша доблестная атака принесла свободу и избавление. Действительно, — грустно заметил я, — на протяжении последних нескольких месяцев я почти непрестанно молился об этом.
Капитан вновь порывисто пожал мне руку и, по-моему, даже прослезился, но, затем — хвала Всевышнему! — наконец вспомнил, что у меня есть еще и желудок, и приказал принести мне еды и что-нибудь из спиртного, а сам вышел, сказав, что ему нужно заняться какими-то делами — «сплеснить нактоуз»[59] или еще что-то в том же духе, я так и не понял, что именно.
Ну, ладно, подумал я, все пока идет хорошо, но слишком долго так продолжаться не может. Чем скорее мне удастся улизнуть куда подальше, тем лучше, ведь пока команда «Бэллиол Колледжа» будет жива и к тому же в непосредственной близости, всегда сохранится риск, что меня кто-нибудь выдаст. Мне не хотелось также попасть в поле зрения британского посольства в Вашингтоне, поскольку там могли узнать меня или, хуже того, кто-нибудь знал в лицо Комбера. Но пока наш бриг шел к северо-востоку, а «Бэллиол Колледж» под охраной шлюпа следовал на север, в Новый Орлеан, для старины Гарри все складывалось отлично, рассуждал я. Но поскольку я изображал военного моряка, а Фэйрбразер и его офицеры действительно ими были, мне нужно было следить за своим языком.
Пока это мне удавалось — я изображал сдержанного бритта и при малейшей возможности переводил разговор на Индию, о которой они мало что знали. Конечно, мне приходилось говорить и о работорговле, и однажды я чуть не начал было описывать нашу встречу с британским шлюпом у побережья Дагомеи, но вовремя сдержался. Наверное, мне пришлось бы легче, если бы я имел дело с британскими моряками, но американские «синие куртки» чер…ски серьезные парни и интересуются всякими идиотскими линями и блоками гораздо больше, чем более интересными темами вроде выпивки, женщин и наличных. Но я был очень благочестив и педантичен во время наших бесед, и полагаю, они уважали меня за это.
Тем не менее, как я понял, человеческое не было чуждым даже для такого достойного толкователя Библии, как Фэйрбразер. На второй день я совершил великое дело — навестил освобожденных рабынь, проявив о них отцовскую заботу. Я бы, конечно, предпочел позаботиться о них более по-мужски, но под пристальным взглядом этих проклятых янки не посмел даже никого ущипнуть за попку. Леди Каролина Лэмб также была здесь и преданно смотрела на меня, но я лишь потрепал ее по голове и посоветовал быть хорошей девочкой. Что она при этом себе вообразила, я могу только догадываться, но вечером, когда я уже собирался устраиваться в каюте, отведенной мне на корме, в дверь постучали. Это был Фэйрбразер, пребывающий в некоторой растерянности.
— Мистер Комбер, — сказал он, — одна из этих черных женщин в моей каюте!
— Неужели? — воскликнул я, изображая искреннее удивление.
— Б-же мой, мистер Комбер! — возопил он. — Она сейчас и… абсолютно голая!
Теперь я понял. Вспомнив о своем обучении на «Бэллиол Колледже», леди Каролина Лэмб отправилась на корму и попала в каюту Фэйрбразера, которая находилась в том самом месте, что и моя на работорговце. А наш капитан, будучи слишком нежно воспитанным дураком, теперь оказался в пикантной ситуации. Он, наверное, в жизни своей еще не видел голую женщину.
— Что же мне делать? — причитал он. — Что ей нужно? Я попытался с ней заговорить — она такая большая и вся абсолютно черная, но она почти не понимает по-английски и все еще там. Она стоит на коленях у моей койки, сэр!
— Вы пробовали молиться вместе с ней? — поинтересовался я.
— Он выпучил на меня глаза:
— Молиться? Ну, я… я не знаю. Она выглядит так, как будто… — он замолк и густо покраснел. — Б-же мой! Вы полагаете, что капитан работорговца использовал ее… как женщину?
Человеческие существа не перестают меня удивлять. Он был здоровым парнем, в возрасте, который позволял ему голосовать и быть избранным, командовать сотней и боевым кораблем, которым он вертел, как хотел, не хуже молодого Нельсона. Не сомневаюсь, что наш капитан был отважен, как бык, — и вот сейчас дрожал, как веер в руках девушки на первом балу, только из-за того, что миловидная шлюшка нагрянула к нему в каюту. Конечно, это все плоды воспитания, принятого в Новой Англии; даже юные годы, проведенные на флотской службе, не вытравили из Фэйрбразера всех этих проповедей.
