Иван Дроздов - Покоренный "атаман"
Он так и сказал: «будем…». И распрямил грудь, откинул назад голову. Вышло у него это непроизвольно, незаметно для себя и других — естественно и просто. И Андрей понял: Святополк Юрьевич сообщил им самую важную в своей жизни новость. Конечно же, создавая картину, он думал о ее судьбе, мечтал о завидной доле. И доля эта пришла — явилась, как желанная награда за труд, признание таланта и благих намерений.
«Вот если бы и моя машина нашла такое признание», — подумал Андрей. И с этой мыслью подошел к Хапрову, сказал:
— Поздравляю вас, Святополк Юрьевич. Я понимаю, какое это большое счастье.
— Да, я очень рад. Очень. Особенно потому, что признание нашла «Русская масленица» — сюжет глубоко народный, национальный. Это моя победа над крайними модернистами. Сегодня — на нашей улице праздник! И уж будьте спокойны: мы сумеем отметить его.
Фома Амвросьевич тоже подошел к Хапрову, неторопливым жестом расправил усы и поклонился Хапрову: — Значит, Юрьевич, хорошо ты нарисовал картину, коль ее музей принял. Поздравляю тебя душевно, поздравляю.
Старик уважал Хапрова за почтительное отношение к старине, за соблюдение стародавних праздников.
Просияв глазами, Фома Амвросьевич добавил:
— Были времена, Юрьевич, блюли русские люди празднички. Я хоть сызмальства на заводе работал, а и то помню, как рабочий люд масленицу справлял. Неделю бражничал, хоть мартен туши. Блины ели, на лошадях катались. А то оглобли вверх задерем, завяжем да с гор. То–то была потеха!..
— А мы в Англии, стране туманной, да и то ни один русский праздничек не пропускали. А масленица придет — всю неделю пировали. Понедельник — встреча, вторник — заигрыши, среда — лакомства, четверг — уж не помню, как назывался, пятница — тещины вечерки и т. д. Отец, царство ему небесное, бывало, говорил: «Масленица — объедуха, деньги приберуха». Но картину я, конечно, рисовал с русской масленицы. Я и доныне помню, как в деревне мы ее встречали.
Хапров в задумчивости поднял голову, устремил взгляд в окно. Стукнул кулаком по столу, с сердцем сказал:
— Помню! А многие забыли!..
Святополк Юрьевич подсел к столу, положил на блестевшую чистотой клеенку крепко сжатые кулаки, долго смотрел в одну точку. Все в нем напружинилось, поднялось. Он то прищуривал глаза, то чуть заметно покачивал из стороны в сторону головой — казалось, он вспоминал что–то очень дорогое и глупо, безвозмездно растраченное. Но вот он опять стукнул по столу кулаком:
— Сколько красоты растеряли!..
Поднялся, пошел в свою комнату. Оттуда крикнул:
— Амвросьевич, давай сегодня «Масленицу» обмоем. Душа загорелась!..
— Святой полк в ударе, — сказал старик Андрею. — Перечить ему нельзя.
4
Инженер Сэтби и его друг Ральф шли по широкой улице поселка. Справа и слева светились то красными, то голубыми окнами каменные особняки. За изгородями чернели ветви фруктовых деревьев, за ними, в глубине усадеб, стояли гаражи, постройки разного назначения.
— Вам, Ральф, тут нечего фотографировать, — сказал Сэтби, имея в виду страсть приятеля фиксировать так называемые контрасты. Его равно интересовали вновь отстроенные дворцы и землянки–развалюхи, автоматические линии и допотопные станки с ременными приводами. Он хотел быть только объективным, даже придумал девиз для своих путевых заметок: «Я не политик, меня интересовала правда». И еще ему хотелось где–нибудь написать фразу: «Так живут русские рабочие».
Домик Самарина терялся в глубине весеннего сада. Виднелись раскрытые окна.
Иностранцы стояли у калитки и не решались войти.
На их счастье, дверь дома растворилась и на крыльце появился невысокий сутуловатый человек в короткой спортивной куртке. Некоторое время человек стоял на крыльце, безуспешно щелкая зажигалкой и поднося ее к папироске. Огонь не появлялся. Потом он заметил у калитки двух человек. Крикнул:
— Эй, кто там?
— Нам есть адрес. Здесь живет Самарин? — проговорил Сэтби, стараясь четко произносить русские слова.
— О-о!.. — воскликнул Хапров и обратился к гостям по–английски: — Да вы, я вижу, сыны Альбиона. Разрешите представиться: Хапров Святополк Юрьевич.
Англичане по очереди назвали свои имена, пожали Хапрову руку. Сэтби сказал:
— Нам приятно встретить человека, который так чисто говорит на нашем родном языке.
Ральф тоже проговорил комплимент: — В России многие говорят по–английски, но чтобы так чисто… Можно подумать, вы много лет жили в Англии.
Хапров улыбался; он признательно кивал то Сэтби, то Ральфу, но на комплименты не отвечал.
— Вас интересует Андрей Фомич?.. Пожалуйста, проходите.
Ведя гостей к дому, думал: «Как бы половчее свести их с Самариным?.. О мастерской — ни слова, и чтоб не увидели. Боже упаси! Еще неизвестно, с какой они целью. И как могут истолковать».
В тот момент, когда гости подходили к крыльцу, из мастерской вышел Андрей. Он сразу узнал Сэтби, почти бегом устремился к гостям. И Сэтби его узнал, совсем не по–английски, без той известной всему миру британской сдержанности бросился к Андрею, по–русски обнял его. Потом представил Ральфа.
— Андрэ, прости за неожиданный визит, — сказал Самарину.
— Каким ветром?.. Как вы нашли нас?..
Сэтби пожал плечами: мол, дело нехитрое. А Хапров, распахнув двери, звал гостей в дом. Затевая пиршество, он словно знал, что именно сегодня в дом Самариных пожалуют заморские гости. И когда навстречу вышел «Рома Амвросьевич, Хапров торжественно объявил по–английски:
— Хозяин дома — Фома Амвросьевич Самарин!..
Андрей сказал:
— Мой отец. Знакомьтесь.
Сэтби поклонился старику, сердечно пожал ему руку. Очевидно, англичанин хотел произнести какое–то приветствие по–русски, но вовремя не подыскал нужных слов и только улыбался и повторял одно и то же:
— Очень рад, очень рад…
В доме не было другой комнаты, кроме той, в которой был накрыт стол, куда бы можно пригласить гостей, дать им осмотреться, освоиться, и Хапров, лучше других понимавший чопорность англичан, призвал на помощь шутку:
— Ваш приезд, как видите, не застал нас врасплох, — показал он на стол.
— Это пикантно, — сказал Ральф, — сын рабочего и сын капиталиста — друзья. Тут есть сюжет для фильма.
— Вы неудачно шутите, Ральф, — тихо проговорил Сэтби. И, обращаясь к Андрею: — Приехав в Россию как турист, я не мог не посетить тебя. Рассказывай, Андрэ, как ты живешь, как тебе работается?..
Хапров и Самарин–старший в это время были на дворе, вытаскивали из погреба бутыль с квасом.
Магнитофон раскручивал ленту американских шумовых мелодий — Хапров возил ее с собой в чемодане. Каждый раз, когда заходил спор о модернистской музыке, включал магнитофон на полную мощность. И торжествовал, видя, как сами же защитники какофонического сумбура недовольно морщатся.
