Редьярд Киплинг - Наулака: История о Западе и Востоке
Он увидел, как королева и Джуггут Сингх исчезли в облаке пыли и вслед им летели камни, сорвавшиеся с горы, а потом с глубоким вздохом облегчения повернулся к озеру. Достав Наулаку из укромного местечка, он нежно расправил ожерелье в своих ладонях и, любуясь, разглядывал его.
Камни заблестели при свете утренней зари и затмили своим сиянием постоянно меняющиеся цвета окрестных гор. Сверкающие нити драгоценных камней словно пригасили красные лучи солнца, всходившего за камышами и казавшегося тусклым: точно так потускнели факелы в ночь свадебной церемонии принца. Нежная зелень камышей, яркая синева озера, голубовато-зеленые молнии носившихся по небу зимородков и ослепительно заблестевшая в первых лучах солнца рябь, поднятая хлопающими по воде крыльями стаи лысух, — все казалось бледным в сравнении с сиянием и игрой камней ожерелья. И только чёрного алмаза не коснулась свежая радость утра: он лежал среди своих блистательных собратьев, яростно-мрачный, как та тревожная ночь, в которую Тарвин добыл его.
Тарвин перебрал камни один за другим — он насчитал их сорок пять, и все они были безупречны; а чтобы, не дай бог, не спрятать их красоту, а лишь оттенить её, каждый камень имел крохотную золотую застёжку, позволявшую ему свободно свисать с золотой нити, на которую он был нанизан, и за любой из них можно было выкупить из плена короля или купить доброе имя королевы.
Это было счастливое мгновение для Тарвина. Вся его жизнь сконцентрировалась в нем. Топаз был спасён!
Оторвав взгляд от ожерелья, Тарвин поднял голову. Нож с драгоценной рукояткой лежал неподалёку на земле. Он подобрал изящное оружие и бросил его в озеро.
— А теперь осталась только Кейт, — произнёс он.
XVII
Дворец на красной скале, казалось, все ещё спал, когда Тарвин лёгким галопом скакал по пустынной равнине. Человек на верблюде выехал из городских ворот и направился ему наперерез. Тарвин не без интереса отметил про себя, как быстро может двигаться это длинноногое животное. И хотя он уже успел привыкнуть к этим странным созданиям с шеей, как у страуса, но, видя их, он каждый раз вспоминал цирк Барнума и своё детство. Человек подъехал ближе и пересёк дорогу прямо под носом у Тарвина. И тут в утренней тишине раздался сухой щелчок, так хорошо знакомый Нику: это был звук взводимого курка магазинной винтовки. Он инстинктивно соскользнул с седла и оказался прикрыт корпусом лошади, когда раздался выстрел и голубой дымок поднялся вверх, неподвижно повиснув над верблюдом.
— Я и не подумал о том, что она сразу примется за дело, — прошептал он, выглядывая из-за холки. — Но я не попаду в пего из револьвера с такого расстояния. Чего же ждёт этот дурак?
И тут он заметил, что из-за свойственной туземцам неловкости у всадника заклинило ружьё и он бешено колотил прикладом по передней части седла. Тарвин быстро вскочил в седло и, держа на мушке нападавшего, подскакал к нему и узнал в нем Джуггута Сингха.
— Так это вы! Ну, старина Джуггут, это не очень-то любезно с вашей стороны.
— Мне приказали, — трепеща всем телом от страха, сказал Джуггут. — Я не виноват. Я… Я ничего в этом не понимаю.
— Да, это видно. Дайте-ка я покажу вам. — Он взял ружьё из дрожащих рук Джуггута. — У вас патрон заклинило, друг мой. Так оно не выстрелит никогда. Здесь нужна сноровка — вот так! Учитесь, Джуггут.
— Что вы сделаете со мной? — вскричал евнух. — Она бы убила меня, если бы я отказался.
— Не верьте этому, Джуггут. В теории она сильна, как слон Джамбо[22], но слаба на практике. Пожалуйста, езжайте вперёд.
Они направились к городу — впереди Джуггут на верблюде, то и дело опасливо поглядывавший назад. Тарвин, успокаивая, сдержанно улыбался ему, прижимая конфискованное ружьё к бедру. Он заметил, что это очень хорошее ружьё, если уметь им пользоваться.
Подъехав ко входу в покои Ситабхаи, Джуггут Сингх спешился и проскользнул во двор — живое воплощение страха и стыда. Тарвин поскакал за ним и в ту минуту, когда евнух готов был скрыться за дерево, окликнул его.
— Вы забыли своё ружьё, Джуггут, — сказал он. — Не бойтесь вы его. — Джуггут нерешительно протянул руку за ружьём. — На этот раз оно никому не причинит вреда. Идите к своей госпоже, скажите ей, что вы вернулись, и поблагодарите её.
Ни один звук не долетал до него из-за зелёных ставен, когда он выезжал из дворца, а Джуггут глядел ему вслед. И в воротах на него ничего не свалилось, и обезьяны были привязаны крепко. Очевидно, Ситабхаи ещё продумывала свой следующий ход.
Однако свой собственный ход Ник уже рассчитал.
Он поехал в мечеть за городом, поднял с постели своего друга в шёлковом халате цвета голубиного крыла и заставил его отбить следующую телеграмму:
«Миссис Матри, Денвер. Ожерелье ваше. Готовьтесь надеть его и прокладывайте дорогу через Топаз. Тарвин».
Затем он направился к Кейт. Оставив Фибби на привязи за наружной оградой миссии, он пошёл по тропинке к веранде, любовно поглаживая карман застёгнутого на все пуговицы сюртука, где лежала Наулака. В его глазах светилось довольство собой и миром. когда он приветствовал миссис Эстес.
— Вы, верно, узнали что-нибудь приятное, — сказала она. — Заходите в дом, прошу вас.
— Да, очень, очень приятное, а может быть, даже сверхприятное — не знаю, как назвать, — ответил он с улыбкой, проходя за ней следом в гостиную. — Мне бы очень хотелось рассказать вам об этом, миссис Эстес. Мне страшно хочется рассказать хоть кому-нибудь, но эта история не предназначена для здешних мест. — Он огляделся. — Я бы нанял глашатая с оркестром и оповестил бы всех, если бы это было в моей власти, и мы устроили бы здесь небольшое четвёртое июля[23] с фейерверком; и я с радостью прочёл бы туземцам Декларацию независимости. Но нет, нельзя. Хотя кое-что я все же смогу рассказать вам, — прибавил он после минутного размышления. — Вы ведь знаете, почему я так часто прихожу к вам, миссис Эстес, правда? То есть, конечно, вы всегда были добры ко мне, и я успел полюбить вас и ваш дом, и мне всегда здесь было хорошо с вами — но я сейчас говорю о другом. Вы ведь понимаете меня, правда?
Миссис Эстес улыбнулась.
— Думаю, что да, — сказала она.
— Ну и отлично! Отлично! Я так и думал. И я надеюсь, вы мне друг?
— Если вы хотите знать, желаю ли я вам добра и счастья, то, конечно, желаю. Но вы же понимаете, что я чувствую себя ответственной за судьбу мисс Шерифф. Иногда я даже думала, что должна сообщить об этом её матери.
— О, она знает! Она все отлично знает! И можно даже сказать, что она ничего не имеет против. Сложность не в этом, понимаете, миссис Эстес?
