Гэри Дженнингс - Пророчество Апокалипсиса 2012
Кроме того, мы с Цветком боялись жрецов. Они не скрывали своей неприязни к Звездочету, Щиту, ко мне и к работе, которую мы вели, и поначалу я думал, что это верховный жрец подослал ко мне убийцу. Правда, смерть Цветка явно была на совести Теноча, который сам заявил об этом, демонстративно оставив полученный от меня нож на месте преступления, но даже при этом он вполне мог оказаться наймитом жрецов. Их ненависть к Кецалькоатлю и его ближайшим советникам была такова, что они, пожалуй, могли вступить в союз даже со злейшими врагами Толлана, если действия этих врагов служили бы их целям.
Но какой мужчина не желал бы разделить ложе с такой женщиной?
— Или ты не хочешь меня? — мягко спросила она.
— Что ты, конечно хочу, — заверил ее я.
Она придвинулась ко мне, прижалась всем телом и прошептала:
— Тогда пойдем, чтобы я могла тебе показать.
— Показать мне что?
— Нечто, чего тебе не показывала ни одна женщина, — с улыбкой ответила она.
К тому времени, когда мы добрались до отведенной мне спальни, меня уже одолевало страстное желание овладеть ею. Однако одолевали и колебания, думаю вызванные чувством вины. После той первой проведенной с Цветком ночи я вступал в связь с другими женщинами, разумеется блудницами, я не имел по отношению к Цветку Пустыни никаких обязательств, кроме обещания защищать ее, в чем, увы, отнюдь не преуспел. После смерти Цветка женщин у меня не было, и я чувствовал себя скованно, как будто плотская близость стала бы забвением ее памяти. Правда, в отличие от меня самого мой член никаких колебаний не ощущал. Он затвердел так, что даже когти кугуара не оставили бы на нем царапин.
Приметив по вздутию набедренной повязки мою готовность, женщина мягко рассмеялась.
— Что смешного?
— Тебе стоило бы стать воителем-Ягуаром, поскольку ты похотлив, как этот огромный кот. Но давай я научу тебя, как можно провести время с толком, чтобы насладиться на пиру всеми блюдами, а не только сладким.
Я смотрел в темный омут ее глаз, как послушное дитя. Эта женщина не походила на других, бывавших в моей постели, и к такому обращению я не привык.
Хотя она еще оставалась одетой, я вдруг ощутил у своей груди ее напрягшиеся соски. При этом она и не подумала снять свое длинное одеяние, а вместо этого развязала мою набедренную повязку, и та упала на пол.
Женщина взяла мой напрягшийся член в руку так решительно и крепко, что все мое тело пробрала дрожь. Несколько мгновений — и на ее дразнящие пальцы излилось мое семя.
— Ай-йо! — выдохнул я, когда обрел способность говорить. — Где ты научилась ублажать мужчин таким образом?
— У меня был очень хороший учитель, — чарующе улыбаясь, сказала она, — и мне еще многое предстоит для тебя сделать.
Женщина не была ослепительной красавицей, как принцесса Цьянья, но при этом во всех ее движениях, в манере держаться сквозило почти царственное благородство.
— Сначала я вымою тебя.
— Зачем?
— А вот увидишь.
Я последовал с ней на ложе из звериных шкур, приготовленное для меня в качестве постели. Омыв мое тело, она наконец сбросила свой плащ, под которым, как оказалось, ничего больше не было. Ее тело обладало юной упругостью, хотя, судя по манере держаться и говорить, она была старше меня.
Моя первая догадка насчет того, что она жрица, снова ожила в сознании — жрица из храма любви.
— Тебе нравится то, что ты видишь? — спросила она.
— Да.
Женщина стояла надо мной, раздвинув ноги, ее руки медленно скользили вверх и вниз, поглаживая ее нагое тело. Груди были полными и округлыми, розовые соски набухли. При виде возбуждающей женской наготы мой член снова окреп.
Посмотрев вниз, женщина улыбнулась мне. Казалось, она наслаждалась тем, что делала со мной. Ее рука скользнула вниз, к темному треугольнику между ног, и начала играть с черными, курчавыми волосками: раздвинула, показывая мне, нежные складки и принялась поглаживать и растирать круговыми движениями маленькую выпуклость — все быстрее и быстрее. Потом ее движения замедлились, а вскоре и прекратились вовсе. К тому времени мой член уже затвердел как камень.
— Иди ко мне, — проворковала она, — и я покажу тебе, где… растут огненные цветы.
Я провалился в глубокий сон, в котором Ксочикецаль, богиня любви, увлекла меня в свою заполненную цветами и бабочками пещеру, где мы предались любви. А проснулся я, ощутив, что в мою комнату проник посторонний.
Надо мной склонилась обрисовавшаяся на фоне падавшего в окно лунного света темная фигура. Повторив тот же прием, который помог мне против убийцы в Толлане, я откатился в сторону и выхватил кинжал.
— Время пришло, — прозвучал знакомый женский голос.
— Кто ты? — Я уже задавал ей этот вопрос раньше и получил простой ответ — моя женщина на эту ночь.
— Твоя проводница. Стражи желают тебя видеть.
37
Когда мы вышли из дома знатного человека, караульные у переднего входа не обратили на нас ни малейшего внимания, словно мы были невидимы. Возможно, невидимыми нас сделали преподнесенные им щедрые дары.
Моя проводница на вопросы отвечать отказывалась, так что мне оставалось лишь молча и слепо следовать за ней. Я не возражал: в конце концов, до сих пор на всей моей жизни лежал покров тайны. Может быть, пришло время сорвать этот покров и увидеть, что скрывалось под ним. Она вела меня к самому почитаемому месту в городе — Пирамиде ниш.
Подобно Толлану или любому другому городу сего мира, самым высоким сооружением Тахина являлась пирамида, возведенная в середине Церемониального центра. Как и все другие, главная пирамида Тахина имела четыре равновеликих ступенчатых склона и лестницу, что вела к святилищу на самом верху.
Отличие ее от всех прочих виденных мною храмовых пирамид заключалось в покрывавших ее склоны мириадах отверстий, не говоря уже о трехстах шестидесяти пяти нишах, походивших на небольшие открытые коробки. Изнутри ниши были выкрашены в темно-красный цвет, а снаружи были бирюзовыми, что при свете полуденного солнца являло собой ошеломляющий контраст. Однако же сейчас, ночью, в бледном, голубоватом свете бога Луны, казалось, будто пирамида служит обиталищем духов подземного мира.
Я последовал за своей проводницей вверх по крутым ступеням, полагая, что мне предстоит подняться на самую вершину, и удивился, когда на уровне четвертого яруса она сошла с лестницы и подвела меня к потайной двери. Дверь вела в освещенную факелами камеру.
Там меня поджидали трое мужчин в черных плащах с капюшонами. Они сидели за маленьким каменным помостом.