Амеде Ашар - Бель-Роз
Прибыв в Париж, Шарни и отправился на прием к Лувуа, которому рассказал обо всем, притом весьма подробно, как просил министр.
— Король не любит вмешиваться в дела церкви, — сказал Лувуа, — эта область для него священна и неприкосновенна. Придется ждать. Но ждать — не значит забыть. Через месяц или через год Бель-Роз и мадам д'Альберготти должны будут покинуть аббатство. Это будет наш день. Их защитники мадам де Шатофор и герцог Люксембургский где-нибудь проявят неосторожность. Понимаете?
— Да.
— Что же касается Понро, я заставлю его убедиться, что рыцарство ныне не в моде.
— Я верю, что он был ранен, мсье, — произнес Шарни. — И он все же дал слово.
— Его слово стоит его головы, мсье Шарни, — закончил беседу министр.
Бель-Роз и Сюзанна были чрезвычайно удивлены, увидев мадам Шатофор в роли настоятельницы монастыря. Она со спокойной улыбкой подошла к ним. Но внешне она довольно сильно изменилась. На заметно поблекшем лице появилась неземная печаль. Она походила на святую Магдалину, своими волосами утершую ноги Спасителя.
— Не беспокойтесь, — обратилась она к беглецам, — этот дом — ваш, и вас отделает рука Господа от тех, кто вас ненавидит.
Она обнялась с Сюзанной и Клодиной и мягко улыбнулась Бель-Розу. Тот не нашел, что ответить.
Женевьева, поселившись в аббатстве, нашла здесь свое предназначение. Она забыла такие чувства, как обида, ненависть, желание мстить. И получала радость, оказывая помощь тем, кто в ней нуждается.
Мужчины разместились во флигеле, Сюзанну и Клодину Женевьева взяла к себе, сказав:
— Позвольте мне считать себя вашей матерью. Ведь с тех пор, как вы поселились здесь, вы стали моими дочерьми, не так ли?
На другой день в полдень она разговаривала с Бель-Розом в молельне, окно которой выходило в сад. Вдали река Луара живописно вилась по долине. На горизонте белели колокольни Овера и Эронвиля. Пейзаж очень нравился Бель-Розу. Однако Женевьеву волновал сам Бель-Роз. Видя его, она не могла сдержать волнения. В глазах её стояли слезы.
— Позвольте мне поговорить с вами, как с братом, Жак? Бог полностью овладел моим сердцем. Но не проходило дня, когда бы я не обращалась к Нему с мольбой хранить вас. Вы не поверите, ваше имя срывалось с моих губ только со священным трепетом.
Бель-Роз взял её за руку.
— Вы моя сестра, Женевьева, — ответил он, — и мне было бы горько жить без вас.
Женевьева ответила ему мягким рукопожатием.
— Ваши слова ласкают мне сердце, и мне хотелось бы поговорить вами по-душам, если разрешите.
— Говорите.
— Всю ночь я проговорила с Сюзанной. Девушка не мыслит жизни без вас. Вы, я знаю, испытываете к ней такие же чувства. И вы не можете покинуть это убежище без благословения вашей любви. Другими словами, у вас есть возможность под этой крышей стать супругами.
— Если Сюзанна этого желает, я согласен.
— Сюзанна согласна тоже. Через три дня вы поженитесь.
Бель-Роз ушел, охваченный радостным волнением. Мадам Шатофор, бледная, со скрещенными руками, осталась одна.
— Боже, благослови и сделай их счастливыми! — с мольбой произнесла она.
Аббатиса монастыря Сен-Клер д'Еннерю послала извещение епископу Мантскому, что она обещала брачное благословение молодым парам. При этом было решено, что супругами одновременно станут и Хогарт с Клодиной. И для всей четверки начались счастливые дни ожидания.
Что касается Ладерута и Гриппара, казалось, их мало тревожила святость места пребывания. Во всяком случае, экстравагантность Ладерута и подражавшего ему Гриппара всегда находила себе выход и в новых условиях.
Накануне же дна брачной церемонии в монастырь приехал мсье Понро. Бель-Роз с Корнелием заключили молодого графа в объятия.
— Вот, — сказал он, — когда я решаюсь на что-то плохое, происходит хорошее. Я собирался ненавидеть вас всей душой, а в результате люблю всем сердцем, друзья! Расскажите мне, как идут ваши дела.
Корнелий сообщил о готовящемся бракосочетании.
— Согласно существующему порядку, мы должны совершить обряд в приходской церкви.
— Как! Без охраны?
— Только сами. Но мы намерены убедить вас присутствовать с нами. Скажите, вы видели в окрестностях хотя бы одного солдата конной полиции?
— Ни одного, и это меня настораживает. Если не заметно никаких действий со стороны Шарни, можно быть уверенным, что он готовится к ним тайно. Наверняка вокруг аббатства толпа шпионов. Решайте.
— Благодарим вас за это сообщение, — ответил Бель-Роз. — Вы что же, предлагаете нам наняться к себе же в охрану?
— Это лучше, чем ничего.
— Прекрасно. — вмешался Ладерут. — У нас ещё есть и порох и пули.
И он тут же направился заряжать мушкеты и пистолеты.
Наутро в монастырь прибыл епископ Мантский. Алтарь был усыпан цветами. Перед ним стояли на коленях Клодина с Корнелием и Сюзанна с Бель-Розом. Всем ходом церемонии руководила прекрасная аббатиса.
По окончании церемонии Женевьева первой расписалась в качестве свидетельницы. Сюзанна взяла её за руку.
— Я вам обязана своим счастьем, — сказала она. — Как я могу вам отплатить за него?
— Любите меня, — ответила Женевьева, — и мы будем квиты.
Молодым супругам был предоставлен домик на территории монастыря. После церемонии к ним зашел Понро. На столике он обнаружил маленькую коробочку, сильно его заинтересовавшую.
— Как попала к вам эта коробочка? — спросил он Сюзанну. — Кто вам дал ее?
— Габриэла де Мэзль, бедная девушка, умершая в монастыре бенедиктинок.
— Она умерла?! — вскричал Понро.
— Да, и при последнем дыхании произнесла имя, написанное на коробочке.
— Шевалье д'Аррене! Она его любила до конца.
— Вы его знаете?
— Бог мой! Да это я и есть!
Граф рухнул в кресло и закрыл лицо руками.
ГЛАВА 45. ШЕВАЛЬЕ Д'АРРЕНЕ
Итак, вместо веселого и легкомысленного человека, каким всегда до этого был граф, перед присутствующими предстал иной Понро — печальный и даже слегка постаревший мужчина.
Сюзанна открыла коробочку, вынула оттуда письмо и подала его Понро.
— Вот все, что оставила Габриэла, — добавила она.
Понро взял письмо и прижал его к губам. Потом прочел, и слезы показались на его глазах. Затем он взял за руки Сюзанну и Бель-Роза.
— Друзья, я люблю смеяться, — произнес он упавшим голосом, — но я могу и плакать, как ребенок. Мне кажется, в вашем присутствии я могу это сделать.
— Нет добрых сердец, не способных страдать, — мягко отозвалась Сюзанна.
— Такая юная и красивая! — продолжал Понро. — И она умерла. Что я наделал! Ведь это я обрек её на страдания!
