Сергей Городников - Порученец Царя. Персиянка
13. Тайное письмо Морозова
Осенняя река даже при тёплом бабьем лете студила кровь и, пока Удача прялся за отрубом, плыл возле обрубков корней от Заячьего острова, его члены окоченели, а зубы устроили пляску с клацаньем. Лишь когда остров стал размываться темнотой ночи, он наконец решился выбраться из холодной воды. Вещи, которые он на острове скинул с себя и запихнул в дупло, мешали ему устроиться в самом дупле, и он нагишом оседлал ствол, чувствуя, что всё тело до костей пробирает озноб. Надев только рубашку, он принялся работать веслом так часто, как только смог, но по настоящему согреться не позволяли ноги, которые оставались по колена в воде. Со стороны он являл собой необычное зрелище, но оценить это было некому, вокруг не виделось ни одного живого существа.
Миновав пригорок, на вершине которого прошлой ночью горел костёр заговорщиков, он направил отруб к берегу. Едва обломки корней зашуршали в песке, слез с шершавой коры ствола и вытащил его к трём камням и торчащему внизу обрыва кустарнику. Живо одевшись, забрал из дупла оружие и свиток письма, перевернул отруб дуплом к песку и, чувствуя наконец волну успокаивающего тепла, быстро поднялся к зарослям рощицы. По привычке он продвигался без какого-либо шума и, когда появился рядом с сидящим на ворохе листьев Антоном, тот невольно вздрогнул.
– Я оставил твоё плавучее средство у тех же камней, что и вчера, – вполголоса предупредил он товарища и отвязал поводья аргамака от корявой ветви дерева. – Не думаю, что оно мне ещё понадобится.
– Как знать, – не по возрасту глубокомысленно возразил Антон, встал на ноги и отряхнулся.
С конями на поводу они вышли к тропке и прошли к дороге. На дороге их тени соединились с тенями лошадей, забрались им на спины, после чего всадники поскакали в город. Удачу подгоняло незавершённое ночное дело, он спешил вернуться, Антон от него не отставал, и треть часа спустя они уже были у своего постоялого двора. Сторожу он заплатил за ночные беспокойства ещё вечером, и тот дожидался их и сразу же, едва услышал, кто они, открыл ворота. Оставив коней его заботам, Удача захватил из сторожки приготовленную заранее дорожную сумку. Хотел было предложить Антону остаться, однако у того был решительный настрой сопровождать его в любые предприятия, и он промолчал.
Они вновь покинули сонное подворье. В сопровождении своих безмолвных теней пересекли площадь и скрылись на купеческой улице, которая вела к крепости.
– Мне-то, какая боль с их промыслов? – махнув рукой в ту сторону, проворчал сторож в ответ нехорошим предположениям и посоветовал сам себе: – Заплатили тебе, так не суй нос в чужие дела.
Он закрыл створки ворот, накрепко заперся изнутри двора, опустив и впихнув поперечный брус в железные крючья. Потом достал полученный вечером серебряный полтинник, вновь недоверчиво попробовал его на зуб и опять убрал в карман длинного суконного кафтана. У кормушек нетерпеливо переступали оставленные не рассёдланными лошади. Расседлав их по очереди, он похлопал по морде гнедого аргамака.
– Разбойники у вас хозяева, – объяснил он жеребцу. – Хуже казаков. Те хоть ночами не колобродят. – И пробубнил, направляясь к сараю: – Сейчас, сейчас пожрать дам. Овса вам? Дам овса.
Оба товарища тем временем скоро дошли до наглухо запертых Воскресенских ворот. По мосту перешли ров, и тропа увлекла их в тень рядом с крепостной стеной Белого города, где вдоль неё протянулся скреплённый корнями травы широкий уступ, справа которого был побережный обрыв к реке. Дойдя до середины расстояния между сторожевыми башнями, Удача скинул ремень сумки с плеча, на котором её нёс, опустил сумку на тропу. Затем присел на корточки и, распустив узел, вынул моток верёвки, концом привязанный к ушку крюка, используемого при нападениях на крепости. Он расправил верёвку, раскрутил конец с крюком до лёгкого свиста и отпустил, чтобы он взлетел вверх, потянул за собой верёвочный хвост. Крюк цокнул, зацепился за каменный зубец. Оба замерли, но окликов часовых не последовало, и Удача потянул верёвку, на секунду повис на ней, чтобы она стала похожей на натянутую струну.
– Как же ты попадёшь в дом воеводы? – вдруг сообразив о других препятствиях, шёпотом полюбопытствовал Антон. – Там же заперто?
– А окна на что? – тоже шёпотом удивился Удача, словно вопрос парня никогда не приходил ему в голову. – Ладно, жди.
При помощи верёвки он без труда забрался наверх, перевалился за зубец. После чего хвост верёвки подпрыгнул, заскользил туда же, размахиваясь и продёргиваясь, как будто ожил и превратился в необычайно длинную змею. Проводив её взглядом, Антон задрал голову и в который раз позавидовал ловкости приятеля – ни один звук не выдал, что тот передвигается и спускается внутрь Белого города. Присев на сумку, он стал ждать, размышляя, что вообще-то такая жизнь ему больше по нраву, чем та, которую он вёл прежде.
Не встречая ни души на настороженных и одновременно беспечных улицах, на которых не было ни бдительных сторожей с колотушками, ни дозорных стрельцов, Удача торопливо прошёл ко двору семейства воеводы. В больших палатах и подворье уже ничто не напоминало о вечернем застолье. Он завернул за угол к серой, отбрасываемой в переулок тени главного терема, и она поглотила его собственную. Отступив на пару шагов, породив опять свою тень, он увидел на крыше скрывающую нижнюю часть луны печную трубу, после чего осмотрелся. Затем расправил верёвку, раскрутил конец с привязанным крюком и отпустил его, чтобы он пролетел к той трубе. Царапнув по кирпичу, крюк прочно впился остриями за её край и выдержал, когда он натянул верёвку, чтобы проверить надёжность зацепа. На подворье сыто заворчал пёс, но захлебнулся ворчанием и затих. Пресытившись остатками еды от недавнего пиршества хозяев, другие собаки поленились даже поворчать.
Выросший в горах он забрался на жестяную, выкрашенную в зелёный цвет крышу с проворством молодой обезьяны. Припоминая расположение спальни воеводы по отношению к другим помещениям, прокрался к низу пологого ската во двор, подтянул верёвку, и осторожно, чтобы не потревожить собак, прилёг у края крыши, внимательно осмотрел двор. Во дворе всё дремало – фыркало спросонья, тяжело вздыхало, храпело и посапывало. Он прикинул, где должно быть нужное ему окно, и обнаружил его немного левее того места, где лежал. Окно было приоткрыто для проветривания, что облегчало ему задачу. Он стянул с себя полукафтан, оставил его на крыше и, опрокидываясь вниз, завис на верёвке. Не мешкая, толкнул носком мягкого сапожка оконную раму; она охотно поддалась, смазанная в петлях беззвучно провернулась внутрь комнаты. Окоём был достаточно широк, чтобы сунуться в него сначала ногами, затем, опускаясь на руках, просунуться и телом. Отпустив верёвку, он змеёй пролез внутрь помещения и очутился в полумраке, узнавая очертания спальни, значительную часть которой занимала просторная кровать.
