Константин Жемер - Висельник и Колесница
Только сейчас Кутузов заметил, что у начальника Главного штаба по ноге струится кровь. Тотчас были созваны лекари, которые, несмотря на сопротивление, уложили Беннигсена в носилки.
Кто-то несмело тронул Максима за рукав, заставив отвлечься от генеральской беседы. Перед ним стояла кричаще одетая девушка, с искажённым от страха лицом.
- Господин офицер, – обратилась она по-французски, – можем ли мы просить об одолжении?
«Мы?» – Максим огляделся. Подле пёстрой палатки сгрудилась небольшая группа женщин. Они опасливо косились на солдат, что во множестве сновали поблизости, но, будучи занятыми добычей трофеев, пока не обращали на женщин внимания.
- О, куртизанки! Надо полагать, французики весело проводили время, – развязно объявил Жерве, но осёкся, лишь только полковой командир посмотрел в его сторону.
- Что вам угодно, сударыня? – осведомился Максим.
- Скажите правду, какая судьба нас ожидает? – в глазах бедняжки блеснули слёзы.
- Вас накормят, – полковник учтиво поклонился и кивнул офицерам, чтоб те позаботились о дамах.
В Тарутино армия возвращалась под барабанный бой. Потери убитыми составили не более 200 человек. Французы потеряли вдесятеро больше[105]. Удалось захватить 36 пушек, множество пленных и трофеев. Глаза новобранцев горели радостью – нет ничего более благотворного для морального духа, чем вид бегущего неприятеля.
Утром, прихватив бутылку вина и кое-что из съестного, Максим отправился на гауптвахту – проведать Толстого. Узилищем тому служил пустой дровяной сарай. Дверь запоров не имела. Кроме совести, иной охраны дворянину не полагалось.
Фёдор «томился за решёткой» со свойственным ему азартом. Перед графом на колоде восседал обнажённый человек, чьё естество прикрывали лишь польская рогатувка да пышные усы. Этого усача Толстой с оттягом щёлкал по носу игральными картами, сопровождая действо французским счётом. Увидав Максима, граф немедленно прекратил экзекуцию и с криком: «Сher ami, veuillez agréer mes sincères salutations!»[106], полез обниматься.
- Максимус, ты как всегда спасаешь меня от скуки! Ну, не томи, рассказывай – чем закончилось сражение!
- Мы незнакомы с сим господином.
- Pardonnez-moi cet oubli![107]- хлопнул себя по лбу Американец и принялся исправлять оплошность.
Усатый оказался польским перебежчиком – подхорунжим Жванеком. Ещё накануне сражения он явился к русским и пообещал помочь захватить в плен самого Мюрата. Жванеку не поверили и, не зная, что делать с ним дальше (с одной стороны – не пленный, а с другой – уж не шпион ли?) определили на гауптвахту под присмотр к Американцу. Вот они вдвоём и коротали время за картами.
- Хороший человек – пан Жванек, да игрок никудышный, – отрекомендовал перебежчика Толстой. – Я у него одежду уже три раза выигрывал, да назад возвращал, чтоб было, на что снова играть.
- Держи, пан, – в четвёртый раз отдавая выигрыш, заявил граф. – Только не обессудь – кисет себе оставлю. Такая жалость, потерял где-то картуз с табаком. Когда в таборе на поляне сидели – был, а потом хватился – нет картуза.
Поляк с достоинством оделся и обратился по-русски:
- Пусть ясновельможный пан Крыжановский не думает, что Гжегож Жванек есть предатель. Гжегож Жванек шёл воевать за Речь Посполиту и за Господа. У нас многие думали, Бонапарт восстановит польское государство. Но Император обманул ожидания. Ради чего осталось воевать? Господь – на стороне русского Государя. За Бонапарта – только дьявол.
- Это он про Орден Башни, – объяснил Толстой.
- Страшные люди! – подтвердил Жванек шёпотом.
- А почему в Ордене так много поляков? – поинтересовался Максим.
- То есть традиция. Где-то в Польше стоит страшный Красный замок, и в нём обитает дьявол. Охраняют замок всегда только поляки. Так сказывал пан Зборовский. О, тот пан любил поговорить, пока был жив! Потом его выловили в реке.
- Хватит про Орден, панове! – остановил беседу Толстой. – Ты, Максимус, обещал рассказать о сражении. Кроме того, не мешало бы подкрепить силы добрым глотком вина.
Пока узники отдавали дань вину и закускам, полковник в мажорных тонах рассказал о замечательной победе русских и позорном бегстве неприятеля.
- Всё-таки, я оказался прав! – прокомментировал повествование Американец. – Эх, не приемлют люди правды! Даже самые выдающиеся люди!
- О чём это ты? – не понял Максим.
- Получается, Главнокомандующий меня на hauptwache за правду упрятал. За истинную правду! – Фёдор возмущённо надул губы – Когда он напустился, мол, ополченцы – ужасны видом, я и ответил: раз сам «Великий дедушка»[108] сих бравых людей устрашился, то неприятель побежит и подавно, и ведь не соврал же!
Глава 14
Штыки и пушки Малого Ярославца
11-12 (23-24) октября 1812 г.
Окрестности уездного города Малый Ярославец.
Получив известие о поражении Мюрата в бою при Тарутино, Наполеон более не колебался. Приказав взорвать Кремль, он покинул Москву и направился к Калуге. Кутузов двинул русскую армию навстречу неприятелю.
Финляндский полк оставлял лагерь одним из последних. Уже минул полдень, когда прискакал посыльный с приказом сниматься.
Солдаты бросали бараки, тушили костры, собирали нехитрый скарб и грузили его в обоз, а затем спешно занимали место в строю. Молодые необстрелянные новобранцы испытывали понятное волнение относительно будущего. Они напряжённо заглядывали в лица старших товарищей, надеясь отыскать в сурово насупленных бровях и грозно торчащих усах душевное успокоение.
Выйдя на размытую ливнями дорогу, войска начали походный марш. Где-то впереди, в рядах преображенцев, родилась песня: то был всем известный «Журавель» – шутливая перекличка между полками. Чаще всего, пехотинцы старались поддеть кавалеристов и наоборот:
Соберемтесь-ка, друзья,Да споем про журавля!Жура-жура-журавушка мой,Жура-жура-журавушка молодой!Начнем с первых мы полков -С кавалергардов-дураков.Кавалергарды – дуракиПодпирают потолки.
Кавалергардский полк, не делая паузы, нашёл, что ответить:
Тонно чешется по-женскиПервый полк Преображенский.А семеновские рожиНа кули овса похожи.
Тут же грянули финляндцы:
Лейб-гусары пьют одноЛишь шампанское вино.Тащит ментик на базар -Это гродненский гусар.
Ответ от гусар пришёл незамедлительно:
