Сэмюэл Шеллабарджер - Рыцарь короля
Герцогиня явно подозревала что-то такое: не случайно промелькнул в её глазах саркастический огонек, когда она взмахом руки отвергла возражения Анны.
— Никоим образом, друг мой. Дороги небезопасны. Я никогда не прощу себе, если с вами случится беда в пределах Франции. Англия может быть нашим врагом, но миледи Руссель всегда нам дорога. Так что ради нашего собственного душевного спокойствия мы должны предпринять в отношении вас все возможные меры предосторожности.
Если раньше в выражении лица Анны Руссель и можно было уловить оттенок досады, то сейчас от неё не осталось и следа. Она снова опустилась почти до пола в глубочайшем из глубоких придворных реверансов.
— Как мне отблагодарить ваше высочество не только за вашу заботу, но и за столь великодушные слова, которые я буду всегда помнить и чтить!
— Они были искренними, дитя мое. Вернемся, однако, к вашему путешествию. Я приказала господину де Лальеру следовать по дороге на Дижон, а оттуда кратчайшим путем в Женеву. Таковы мои приказы, и я надеюсь, что он повинуется им. Вам следует избегать Бурбонне и других владений герцога Бурбонского. Для вашей же безопасности, поскольку эта область Франции сейчас неспокойна из-за махинаций герцога.
— Я знаю, — пробормотала Анна.
— Я уверена, что вы знаете. — Герцогиня кивнула и даже вроде бы хмыкнула. — Однако вы можете положиться на мсье де Лальера, который удержит вас от опасного пути.
Если бы она сказала «от пути зла», то прибегла бы к той же интонации. Обе дамы обменялись вежливыми взглядами, говорящими, что они полностью поняли друг друга.
— Я объяснила господину де Лальеру, — продолжала регентша, — что вы желаете ехать как можно быстрее. Он сделает все, что в его силах, дабы вам в этом способствовать.
Она повернулась к Блезу.
— Что касается вас, мсье, то, передав мадемуазель её друзьям в Женеве, вы свободны и можете возвращаться в Лион и присоединиться к роте господина де Баярда там или в ином месте, где она будет находиться.
Герцогиня слегка сузила глаза, исключая маркиза де Воля из недавнего прошлого Блеза.
— Поблагодарите доблестного капитана за добрые вести и почтительные чувства, выраженные в письмах, которые вы привезли нам от него. Ответ на них мы направим с очередным курьером, а вы заверьте его от нашего имени, что мы его неизменно высоко ценим.
Тактично объяснив таким образом Анне Руссель, как Блез оказался при дворе, и одновременно уверив её, что простого кавалериста, возвращающегося в свою роту, не стоит подозревать в политических интригах, Луиза Савойская закончила беседу:
— Я вас более не задерживаю, мадемуазель. Может случиться, что я уже не увижусь с вами до вашего отъезда. На этот случай желаю вам благополучного путешествия. И да не оставит вас Господь своим святым покровительством!
Анна повторила свою благодарность в вежливых выражениях, исполненных благоговения и покорности, подобающих в присутствии столь великой государыни, и ещё раз взглянула на Блеза. Ее глаза чуть-чуть потеплели:
— До свидания, мсье… До завтра.
Эти слова все ещё звучали в его ушах, когда дверь закрылась за нею.
Герцогиня коротко усмехнулась:
— Клянусь Богом, может быть, я и дура. Но если бы я послала человека постарше сопровождать в Савойю эту шельму, то она вскружила бы ему голову ещё легче, чем вам. Ну, господин де Лальер, глядите в оба! Не окажитесь барашком перед этой волчицей. Ваше будущее, по-моему, должно быть для вас дороже, чем улыбка и «до свидания».
Глава 16
— Как жаль, — заметила Анна Руссель, покосившись на Блеза через прорези небольшой маски, которая составляла немаловажную часть наряда путешествующей дамы, — как жаль, что мы живем в эти скучные новые времена! Ни тебе великанов, ни драконов, ни даже странствующих рыцарей, чтобы день скоротать. Будь все по-иному, я подумала бы, что вы должны чувствовать себя героем романа.
Прежде чем ответить, Блез собрался с мыслями и заполнил паузу, прихлопнув перчаткой крупного овода на шее лошади. Что это значит, думал он, не первый ли выстрел, с которого начнется битва?
Весь последний час, от самого Фонтенбло, миледи Руссель ехала молча, приноравливая ход своей лошади к более медленной поступи мула компаньонки, и произнесла за это время лишь пару ничего не значащих слов. Тем более настораживающе прозвучало это неожиданное замечание, адресованное лично Блезу и приперченное словом «роман».
— Так его, — улыбнулась она, когда овод упал с перчатки Блеза. — Этот странствующий рыцарь уже не принесет нам вреда… Но вы не ответили на мой вопрос.
— О чем, мадемуазель?
— О том, что вы должны себя чувствовать героем романа.
Он уловил в её голосе дразнящую нотку и улыбнулся:
— А почему?
— Ну как же — разве я не одинокая, да ещё и чужеземная дама, странствующая по свету, и разве вы не поклялись сопровождать меня, помогать мне и охранять… особенно охранять? Что может быть более романтичным?
От него не ускользнуло, что она выделила слово «охранять», имеющее двойной смысл. Выраженная регентшей забота нисколько её не обманула.
— Да, конечно, ничто не может быть более приятным, — уклонился он от прямого ответа.
И, желая избежать дальнейших вопросов, обратился к мадам де Перон, которая ехала по другую сторону от Анны:
— А вы как бы это назвали, мадам?
Пышная дама благородных кровей куталась в капюшон и широкий плащ. Маска у неё все время норовила сползти с маленького носа-пуговки на губы. Чтобы ответить, ей пришлось сдвинуть её на добрый дюйм вверх:
— Я назвала бы все это глупостями, мсье. В этой пыли да оводах нет ничего романтичного. И ничего приятного, когда тебя постоянно трясет и подбрасывает норовистое животное с премерзкой походкой. Мсье, у меня ужасно колет в боку. Я истекаю потом. Я страдаю. Это безобразие — непрерывно гнать с такой скоростью. Вы чрезвычайно невнимательны…
Маска снова соскользнула и заглушила поток жалоб, пока даме не удалось освободить рот и закончить речь словом «…истязание!»
Мадам Элоиза де Перон принадлежала к тому хорошо известному типу женщин, у которых любовь к себе проявляется в виде хронического мученичества: они просто не знают покоя и чувствуют себя глубоко несчастными, если им не на что жаловаться.
После смерти господина де Перона, который состоял при покойном герцоге Ангулемском, она осталась на содержании семьи — прежде просто младшей ветви рода Валуа, а ныне королевской — и была, так сказать, первой дамой второго плана, служа гувернанткой при фрейлинах. В этой должности, где её темперамент мог проявиться в полную силу, она и влачила свое существование, полное жалоб и ужасных переживаний.
