Сергей Бортников - Брусиловская казна (сборник)
– Какие сражения запомнились более всего?
– Бой возле села Яновка. Уж больно много моих друзей там полегло… Но и немчукам дали неслабо. Одного из них даже в плен взяли. Славный такой малый, он нам в походах кушать варил. Позже обменяли его на двух наших…
Кливанскому не терпелось немедленно перейти к более материальным вещам – казне и схронам, но я настолько увлёкся, что не давал старику передышки…
– За участие в УПА вы преследовались Советской властью?
– А то как же! Получил положенные двадцать пять плюс пять. Отбывал наказание в Норильске. Много работал на лютом морозе, но зла на русских не держу…
– Когда освободились?
– В 1956-м… Как говорится, откинулся по «половинке»…
– В то время только-только сложили оружие некоторые непримиримые. Они проведывали вас?
– Бывало – заходили, но никаких новых идей не предлагали…
– Не звали резать учителей, библиотекарей?
– Может, кто и резал, только не наши парни! Некоторых из них рекрутировали в 1944-м, некоторых выслали в Сибирь, так что против мирных жителей даже физически воевать они не могли. Террор вершили в основном бывшие полицаи. Жаль, что порою нас ставят в один ряд с ними. Возьмите, например, меня… Разве б вернулся я домой, если б на моих руках была кровь односельчан?
– С кем из ветеранов УПА вы поддерживаете сегодня связь?
– А это пусть они сами скажут.
– Безногого, безногого знаете? – не выдержал Владимир.
Пархотюк лукаво улыбнулся и дал отрицательный ответ. Может, из-за того, что Клёва говорил с заметным русским акцентом?
– Ещё нас интересуют схроны, – попытался направить разговор в нужное русло Леонид.
– Зачем? – насторожился Василий Сафронович.
– Мы хотим взять их под охрану короля Ореста! – неуклюже пояснил Владимир Григорьевич.
– Нет. Не знаю, – вдруг пошёл в отказ Ворошилов.
Я прострелил Клёву презрительным взглядом и снова взял инициативу в свои руки:
– Кроме творческой мы занимаемся еще и поисковой деятельностью. Устанавливаем памятные исторические места, связанные с событиями Первой и Второй мировой войн, организацией повстанческого движения в Украине. В ваших местах ходит легенда о брусиловской казне. Что вы можете сказать по этому поводу?
– Говорят, что казна зарыта на Поповом поле.
– Что? – вскрикнул Кливанский и… окончательно вспугнул старика.
– Пусть Лёня вас туда сводит. А мне пора до дому…
– Погодите… Сейчас будет машина. Мы вас отвезём…
Но ветеран почувствовал подвох и уже спешил со двора.
28
Через пару минут в наш двор через распахнутые ворота, громко сигналя, въехал знакомый «мерседес». Рядом со Славиком сидел ещё кто-то. Приглядевшись, я узнал Яшу.
– Он прибыл по моей просьбе, – пояснил Клева. – Воспользуемся гостеприимством хозяев и поживём недельку на горыще…
– Моего согласия уже не требуется?
– Тебе здесь не нравится?
– Нет, почему же… Но с каких пор ты всё решаешь за меня?
– Извини.
– И вообще… Мне надо предупредить родных…
– Мы это предусмотрели. Яша, принеси мобильник, – наслаждаясь произведенным эффектом, распорядился Владимир.
Я набрал код, домашний номер и вскоре услышал в трубке мамин голос:
– Алло.
– Привет, мамуля!
– Ты откуда? Звонок вроде как междугородний…
– Из Кашовки. Отдохну, покупаюсь-порыбачу… пока погода…
– Ты с кем?
– Не переживай… Нас целая банда.
– Хоть не пейте…
– Тут одни трезвенники.
– Когда вернетесь?
– Денька через два-три…
– Сразу позвони.
– Непременно, мам…
– Целую!
И в трубке раздались короткие гудки.
– Ну, как, уладил проблему? – то ли спросил, то ли констатировал факт Князь Кливанский.
– Да, спасибо…
– Теперь – по коням, и на Поповое поле! Лёня, ты готов?
– Какой там, – пробурчал Ткачук. – Я без завтрака – ни шага!
– Знаем мы ваши завтраки!
Но в этот раз горилку на стол даже не ставили. Только колбасу и травяной чай.
После чего все пятеро стали упаковываться в автомобиль.
– Давай на Софьяновку! – громко приказал наш проводник, оккупировавший переднее сиденье.
– Куда-куда? – повернув лицо к шефу, спросил Славик.
– Не знаю, слушайся его.
– Направо… У второй развилки – налево… Теперь километров пять только прямо!
«Мерс» еле полз по ухабистой лесной тропе, время от времени бросаясь то влево, то вправо, чтобы объехать очередное неожиданное препятствие: то ров с водой, то поваленное дерево… Как вдруг дорога расширилась и разделилась на два потока, огибающих островок с длинным рядом стройных берёзок. На нем стояли какие-то каменные глыбы…
– Стоп! – заорал я.
Как оказалось, это были могилы русских воинов, погибших в Первую мировую. Сразу вспомнился Комаровский. Как мы не догадались хотя бы оставить его «Кеннон»?
– Яша, сфотографируй памятники, – в очередной раз прочитав мои мысли, распорядился Владимир. – А то писатель умрёт от горя.
29
Мы проехали ещё с полтысячи метров и, когда лес остался позади, остановились посреди голой равнины.
– Вот оно, Попово поле! – торжественно сообщил Леонид. Только почему-то шёпотом.
Даже такому специалисту, как Яша, не хватит, пожалуй, и лета, чтобы отыскать золото на этих бескрайних просторах.
– Собери стариков, пусть точно укажут место, где стояла церковь, – наставлял Клёва Ткачука, когда мы отправились в обратный путь. – И узнай, появлялись в Кашовке шведы или нет?
– Какие ещё шведы? – только и спросил тот.
– А… Конкурирующая фирма, – отмахнулся Князь.
Домой вернулись в начале первого.
После сытного обеда с неизменным украинским борщом и горой разнообразного мяса хозяин отправился выполнять поставленное задание, бросив гостей на произвол судьбы. Благо в бардачке «мерса» нашлась новая колода карт… Играли и в «тысячу», и в «преферанс», и в «кинга». Поочередно выигрывали то я, то Кливанский. Остальные не отличались ни особым умением, ни везением, ни азартом.
Собирать грибы или таскать кловню не хотелось никому. Где-то ближе к вечеру Володя отправил Славика и Яшу в Голобы («Сколько можно жрать на халяву?»), а мне предложил посостязаться в добывании раков.
Мы взяли маски и пошли на Стоход. Конечно, он победил…
Привезённые продукты отдали хозяйке; Ольга сразу снесла их в погреб. Раков сварили и мигом уничтожили под пиво. Затем… снова взялись за карты.
Леонид вернулся ближе к ночи. Он был сердит и зол.
– Ничего конкретного узнать не удалось, – бросил он разочарованно и отправился спать.
Расспрашивать его я не решился. Сразу полез на чердак. Утро вечера мудренее!
