Генри Хаггард - Хоу-Хоу, или Чудовище
Что же? Страна недурна, жить можно, тем более теперь, когда почти все хоу-хойа померли — вон сколько их тел прибило к берегу, — а пиво, без сомнения, можно будет сварить покрепче, и табак здесь есть. Нам тут будет неплохо, пока не надоест, баас. А тогда, авось, удерем. Все же я рад, что меня тут не заставят жениться, баас, или работать, как целую упряжку волов, чтобы вытащить из тины здешних дураков.
Так он шел, болтая всякий вздор, а я был до того подавлен, что слова не мог вымолвить. Правда, всегда случается то, чего не ждешь. Каких только опасностей не предвидел я за последние несколько дней, сколько опасностей преодолел! Но это мне и не снилось! Пустяки — судьба! Посадят тебя пленником в золоченую клетку да еще заставят зарабатывать на жизнь, как дрессированную обезьяну. Отлично, я пролезу меж прутьев решетки, или мое имя не Аллан Квотермейн. Однако в данный момент решетка представлялась слишком частой и крепкой, тем более что за нами шагали эти джентльмены с копьями.
Должным порядком мы прибыли во дворец Вэллу и прошли прямо в свою комнату. Ханс тотчас произвел обследование в углу и воскликнул.
— Иссикор был прав, баас! Все патроны исчезли, и ружья тоже. Теперь у нас остались только револьверы и двадцать четыре заряда на двоих.
Я посмотрел — нет ружей! Посмотрел в окно — и что же! В саду мои двадцать человек уже размечали места, где поставить сторожевые будки.
— Они хотят устроиться поблизости, чтобы быть под рукой, когда понадобятся баасу — или когда баас понадобится им, — многозначительно выговорил Ханс и прибавил: — Я думаю, куда бы Вэллу ни пошел, ему всегда полагается свита в двадцать человек.
Ближайшие дни я совсем не видал ни Сабилы, ни Драманы, так как они были заняты торжественным погребением сперва Вэллу, потом несчастного Иссикора. Меня и Ханса по каким-то религиозным мотивам на похороны не приглашали.
Неизменно меня цепко караулили несколько старейшин. Стоило мне высунуть нос за дверь, как они появлялись из-за угла и с низким поклоном выступали вперед, не упуская случая наставлять меня в истории и обычаях вэллосов. Мне казалось, что я опять превратился в школьника, читаю «Сэндфорда и Мэртона» и усваиваю науки посредством бесед. Надоели мне эти джентльмены до смерти. Чтобы отвязаться от них, я предпринимал долгие прогулки скорым шагом, но они доблестно семенили рысцой со мной рядом, пока не валились с ног, и все говорили, говорили без умолку. А если мне удавалось увернуться от старых советников, то эскорт из двадцати оказывался тут как тут. И когда моим телохранителям казалось, что я захожу куда не следует, то десятеро из них кидались вперед и учтиво преграждали мне дорогу.
Наконец на третий или четвертый день все погребальные церемонии кончились, и меня вызвали к Сабиле.
Как сказал впоследствии Ханс, все было очень красиво. Сцена не лишена была пафоса со своим несколько мишурным полузабытым церемониалом, унаследованным от высококультурной расы.
Сабила была великолепна в своем пышном варварском одеянии. Не без достоинства разыграла она роль королевы, как это делали ее прабабушки в течение тысячелетий. Ее окружали седовласые придворные индуны — те самые, что так отравляли мне прогулки.
Однако процедура показалось мне очень скучной, ибо все старейшины по очереди произносили речь, в которой повторяли все сказанное предыдущим оратором, рассказывая с некоторыми вариациями все происшедшее в стране с тех пор, как нога моя впервые ступила на их берег, и прибавляя к этому фантастический отчет о содеянном мной и Хансом на острове.
Из этих речей я узнал, что дикий Волосатый Народ, именуемый Хоу-хойа, погиб в великой катастрофе и в живых для продления племени осталась лишь горсточка стариков, женщин и детей. Поэтому, по их словам, вэллосам на два-три поколения не грозит опасность со стороны диких соседей, что и доказывает плач, поднимавшийся в лесу по ночам (я сам слышал его, страшный трагический хор почти животного горя). Этот плач, говорили безжалостные мудрецы, приносил вэллосам великое счастье, и теперь самое время выследить Волосатый Народ и перебить их до последнего младенца. По их разумению, я был весьма подходящим человеком для выполнения этой задачи!
Когда все высказались, настала очередь Сабилы. Она поднялась со своего трона и обратилась ко мне с подлинным красноречием. Прежде всего она напомнила о своем горе — утрате отца и нареченного, — которое отягчало ее слабое женское сердце. Затем она очень трогательно поблагодарила Ханса и меня за все, что мы сделали ради ее спасения. Только благодаря нам избегла она смерти или еще более горькой участи сделаться жалкой рабой в доме Хоу-Хоу, который мы сокрушили вкупе с самим Хоу-Хоу и тем освободили и ее, и ее страну. Далее она провозгласила в заранее подготовленных выражениях, что теперь ей не время думать о прошлых горестях и погибшей любви, ибо она должна смотреть в будущее. Для человека, подобного мне, может быть лишь одна достойная награда — царский скипетр и в придачу ее собственная прелестная королевская особа.
Посему, согласно желанию своих советников, она назначила нашу свадьбу на четырнадцатое утро от настоящего дня, после чего по праву брака я буду всенародно провозглашен законным Вэллу. При этом она пригласила меня сесть рядом с ней на специально для сего случая приготовленный пустой стул, дабы мы могли обменяться поцелуем помолвленных.
Можете себе представить, как я был ошеломлен. Я не находил, что сказать, язык точно прилип к гортани. Я сидел неподвижно. Эти старые обезьяны уставились на меня, а Сабила следила за мной уголком глаза и ждала. Молчание становилось мучительным. Ханс кашлянул и прошептал:
— Уступите, баас, и конец. Не так это страшно, как кажется, и, право, многим бы даже понравилось. Лучше поцеловать красавицу, чем чтобы вам перерезали горло. Если женщина публично просит ее поцеловать, а мужчина отказывается — она этого никогда ни при каких обстоятельствах не прощает, баас.
Я понял справедливость этого довода и, коротко говоря, сел на знаменитый стул и сделал… ну, словом… то, что от меня требовалось. Господи! Каким дураком чувствовал я себя, когда эти идиоты возликовали и Ханс ухмылялся на меня снизу, как целая свора павианов в клетке. Впрочем, то была лишь простая церемониальная формальность — легкое прикосновение губами ко лбу прекрасной Сабилы и такое же прикосновение в ответ.
После поцелуя мы некоторое время сидели рядом и слушали, как эти старые болваны пели смешную песню о бракосочетании героя с богиней, сочиненную на этот случай. Пользуясь шумом, который был весьма силен, ибо легкие у них были превосходные, Сабила тихо проговорила, не поворачивая ко мне головы и даже не глядя на меня:
