Поль Махалин - Крестник Арамиса
XI
МАЛЕНЬКИЙ ДОМ НА ПЛАТО САТОРИ
Когда Элион услышал, как Вивиана де Шато-Лансон призналась королю в своей любви к господину де Нанжи и таким образом в том, что она его любовница, бедняге показалось, что дом на улице Сен-Медерик рушится на него. Он схватился за голову, шатаясь, привалился к стене и задрожал всем телом.
Вот тогда-то господин де Бриссак перепугался не на шутку и доложил королю о бедном гвардейце. Людовик приказал доставить несчастного во дворец, и товарищи взяли молодого человека под руки и повели. Сначала Элион не сопротивлялся. Им овладело какое-то тупое отчаяние, все стало безразлично, мысли путались в голове. Он шел, еле переставляя ноги, но вдруг остановился и попытался высвободиться.
— Господа, оставьте меня, я дойду сам.
— Да вы в своем уме? Ночью в незнакомом городе… Вы ведь в таком состоянии, что и дорогу-то не вспомните!..
Бедняга вырывался изо всех сил.
— Вы же видите, мне нечем дышать… Не хватает воздуха… Возвращайтесь во дворец без меня. Я догоню.
Боль была слишком велика, сердце разрывалось на части.
— Мне нужно побыть в одиночестве, — сказал Элион.
Товарищи покорились. Молча они пожали ему руку, похлопали по плечу и оставили его.
Элион пошел прочь от проклятого дома и, свернув не в ту сторону, заблудился в похожих одна на другую длинных улицах. Начался мелкий холодный дождь. Барон чувствовал озноб, но не обращал внимания на эти пустяки. Он продолжал идти, бессмысленно переставляя ноги, скользя по мокрым мостовым, спотыкаясь и хватаясь за сучья. Кругом не было ни души, и никто не мог подсказать ему дорогу.
— Берегитесь, эй, там! Берегитесь, господин!
Прямо на него летела карета. Кучер едва успел сдержать лошадей. Из-за занавески выглянула женская головка. Фонари кареты бросили свет на крестника Арамиса, женщина вскрикнула от удивления. Она выскочила из кареты и подбежала к Элиону.
— Вы! — воскликнула она. — Это вы!..
Господин де Жюссак стал как вкопанный. Он узнал Арманду де Сент-Круа.
Женщина схватила его за руку и потащила в карету. Они сели в экипаж, и кучер погнал лошадей галопом. Барон в изнеможении откинулся на подушках. Арманда склонилась над ним.
— Бедный мой барон, как вы сюда попали? — спросила она, глядя на него с состраданием.
Крестник Арамиса задыхался. Сердце его разрывалось. Так хотелось облегчить душу исповедью о своем несчастье! И он рассказал все этой женщине, рыдая от боли и ярости. А потом прошипел, стиснув зубы:
— Сейчас вернусь и убью их обоих! — И рванулся, желая выпрыгнуть из кареты.
Арманда удержала его.
— Подождите до рассвета, — посоветовала она.
Несчастный молодой человек обессилел. Усталый и промокший под дождем, изнуренный бессмысленными терзаниями, он больше не мог бороться со сном.
На плато Сатори, отрезанный от всего света подковой леса, притулился домик, довольно жалкий на вид. Там, в комнатке на втором этаже, после нескольких часов глубокого, но тяжелого сна и проснулся господин де Жюссак.
Барон одетый лежал на кровати в узком алькове, украшенном ковром. Он с трудом приподнялся на локтях. Смутные и неясные мысли бродили в его голове. Он никак не мог понять, где он находится. Элион протянул руку, слегка отодвинул портьеру и принялся разглядывать комнату.
Меблирована она была довольно скудно. В камине потрескивал огонь, из окон открывался вид на равнину. У камина сидели двое и тихо беседовали в тусклом свете дождливого утра. В первом крестник Арамиса не без удивления узнал господина де Мовуазена, очень бледного, даже как будто совершенно обессиленного. Его собеседницей была Арманда де Сент-Круа.
— Итак, — с досадой щелкнул языком дворянин, — мы потерпели неудачу.
— Полностью, как де Виллеруа в последней кампании во Фландрии, — довольно легкомысленно отозвалась женщина. — Надо с этим примириться и думать теперь только о реванше.
— Господин дю Мэн будет разъярен…
— Господин дю Мэн человек со средствами. Проиграв один раз, он постарается с блеском выиграть в следующий.
— Но как вы узнали?
— Мне помог случай. Случай — лучший помощник, самые ловкие шпионы не сравнятся с ним.
Господин де Мовуазен раздраженно заерзал в кресле.
— И все благодаря глупой преданности этой…
Собеседница живо прервала его:
— Без имен, прошу вас. Я живу здесь не так давно и не уверена, что стены дома не имеют ушей и языка.
Женщина погрузилась в свои мысли.
— Вы подумали о моем предложении? — продолжал маркиз.
— Да, конечно, — ответила она рассеянно. — Трудно пока решить. Но мне кажется, мы стали лучше понимать друг друга.
— Я тоже так думаю, дорогая моя, ведь у нас общие интересы и полное отсутствие предрассудков.
Арманда кисло улыбнулась.
— Вы хотите сказать — щепетильности?
— Ну что ж, пусть будет так, — сухо бросил Мовуазен, — не хочу придираться к словам.
— Но давайте порассуждаем — продолжала она. — Итак, я бродила в окрестностях Версаля, в поисках места, где можно некоторое время пожить инкогнито, и случайно наткнулась на заведение одного забавного итальяшки.
— Синьор Гульельмо Кастанья. Там вы находите меня, почти бездыханного… Какой-то подлец нанес мне предательский удар шпагой…
— А врач запаздывал, и я начала по-своему ухаживать за вами, и вот с помощью моего бальзама…
— Я почти встал на ноги… В благодарность за услугу вы просите моей протекции, которая могла бы защитить вас от нескромного любопытства королевской полиции… Я прошу помощи у герцога дю Мэна, и вот у его прекрасной племянницы новая фрейлина…
— Которая начинает осуществлять свои планы. К несчастью, наши первые попытки не увенчались успехом… И вот, несмотря на фиаско, вы предлагаете объединить наши судьбы… Послушайте-ка, маркиз, вы что, так нуждаетесь во мне?
— С удовольствием признаюсь, что вижу в вас женщину превосходных качеств… И еще мне кажется, вы обладаете искусством, которое не может не уважать тот, кто хочет освободить себе дорогу от некоторых камней. Ну, откровенность за откровенность?
— Откровенно говоря, я готова. Но с условием, что мое искусство будет использовано без вреда для меня.
— У вас претензии к могущественным лицам?
— Скажите лучше — повод для ненависти, — поправила Арманда, — которая исчерпает себя лишь после моей смерти.
— У меня тоже достаточно обид… Почему бы нам не объединиться и не начать действовать сообща… Вам надо скрыть свое имя — примите мое… Мне нужна ловкая рука, чтобы освободить дорогу моему честолюбию. Соединим руки, Лукреция Борджа!
