Сокровища горы Монастырь - Михаил Иванович Ханин
И снова заплакал, но уже без надрыва.
– Им там хорошо! – время от времени стал повторять вслед за Соней и Алешей он, поднимая глаза к небу. – Мы каждый день молимся за них.
– Слава Богу! Ожил! – радовался за него Игнат. Помимо молитв, работы и кулачных забав, зимой же Тихон взялся обучать брата и его, Игната, грамоте. Великое множество икон и старопечатных книг сгорели в молельном доме вместе с людьми, но немало их осталось и в отцовском доме.
По ним и началась учеба. Удивительно, не только Митя, но и сам Игнат беспрекословно подчинились Тихону. Он, ко всему, оказался еще и толковым, терпеливым учителем. Когда побежали ручьи, старательные ученики худо-бедно, по слогам, без конца спотыкаясь, научились-таки читать.
Митя и Тиша напоминали Игнату два нежных деревца, подмороженных лютой зимой. Не скоро, после месяцев отчаяния и слез, Митя отошел: горе со слезами выплеснулось из сердца и души. Снова заблестели его круглые черные глазки, появились ямочки на щеках, на полных губах заиграла улыбка. Он стал шумным, бесшабашным, заражающим всех радостью и энергией мальчишкой. Он так и остался Митей.
А вот Тиша носил свое горе в себе, не выплескивая его наружу. Оно так и осталось в нем. Часть сердца и души его так и не оттаяли, он уже не стал прежним Тишей. Его голова была седой. Его голубые глаза печально и настороженно глядели на мир Божий. Он редко улыбался, его тонкие губы были плотно сжаты, а на впалых щеках так и не появился румянец. Из его речи навсегда исчезли слова: преогромный, престрашный, преудивительный. Их стали к месту и не к месту повторять Митя с Алешей и даже Соня, во всем подражающие старшему брату.
А потом их отыскали приказчики Кузнецкой воеводской канцелярии, обложили подушным окладом[13] и приписали к Колывано-Воскресенским заводам. Подушный оклад за приписанных к его заводам крестьян платил в казну сам господин Демидов, а те (в их числе и Игнат с Тихоном) отрабатывали эти деньги сортировкой и перевозкой руды, заготовкой леса, выжиганием древесного угля.
Игнат и Тихон отрабатывали подушный оклад не только за себя, но и за малолетних Митю с Алешей. Работали они по двенадцать часов в сутки, сильно переживали за оставшихся в ските малышей и едва не забыли про трагическую годовщину.
– Помянуть надо родителей, Лизоньку, Данилушку, – очнувшись от воспоминаний, неуверенно произнес Игнат, посмотрев на пасынка. – По русским обычаям.
Тот отрицательно мотнул головой.
«Раскольник, кремень!» – мелькнуло в голове у богатыря.
– Давай помолимся за них, дядя Игнат, – попросил Тихон, неожиданно всхлипнув, и они встали на молитву.
Женитьба Игната
Жизнь стала налаживаться. Однако Игнат Соломатин отдавал себе отчет в том, что без женщины им не обойтись. Это стало ясно еще во время отработки подушного оклада на заводах, когда и Тихон, и сам Игнат буквально сходили с ума от переживаний за оставленных в ските под присмотром Мити малышей. Последовавшая за ней уборка лишь утвердила его в необходимости женитьбы.
До гари богатырь мечтал о том, как он будет возвращаться с пашни усталый и голодный, его будет встречать Лизонька с детьми. Он обнимет жену, расцелует дочь с сыном. Сын, названный в честь деда Иваном, польет ему водичку из ведра на руки, а потом и на голову, и на грудь, а дочка протянет полотенце с вышивкой. Потом его накормят, напоят чайком с душичкой или смородиновыми листочками…
Сейчас, когда они, усталые и голодные, возвращались в скит, их никто не встречал, не поливал воду на руки, не протягивал полотенце, не кормил. Приходилось самим доить коров, наскоро варить какой-нибудь супчик, ложиться в грязную постель. Когда сил и на это не хватало, ложились, перекусив хлебушка с молочком да попив чайку.
Всю осень они ходили в пропитанных пылью, соленым потом, колом стоящих холщовых рубахах и шароварах, надевать которые по утрам, особенно после баньки, было противно. Время от времени приходилось оставлять в ските Митю, Тихона или Соню с Алешей для приготовления еды, стирки, поисков потерявшихся коров или лошадей.
Самоотверженная курица Соня без раздумий хваталась за любую работу и тащила за собой младшего брата. Они постоянно возюкали в корыте с водой лопавшиеся от грязи рубахи, а потом развешивали их сушиться на плетне. После стирки малыши принимались варить на костре то затируху, то уху из забравшихся в кубарь рыбешек, то свеклу.
По вечерам семилетняя Соня доила коров, терпеливо дергая их за сиськи. Игнат видел, как она, топая ножкой, стыдила капризную Зорьку, опрокинувшую ведро с молоком, добытым великими трудами. Да что там говорить…
А еще могучее тело богатыря по ночам донимала ненасытная плоть. Короче, Игнат, почти каждую ночь видевший во сне Лизоньку, протягивающую к нему руки из горящего молельного дома, решил жениться, без любви, на обыкновенной работящей женщине.
Беда, однако, заключалась в том, что женщин в Сибири катастрофически не хватало. Поэтому в немногочисленных, отстоящих на сотни верст друг от друга деревеньках проживало много холостых мужчин.
Это часто подвигало молодых людей на отчаянные поступки. Поехала, например, девица с теткой в соседнюю деревню. Пристали к ним по дороге парни, тетку выкинули из саней. Девушку же связали и повезли в церковь. Там, несмотря на яростное сопротивление «невесты», ее повенчали с одним из налетчиков.
В другом случае девицу увезли с луга, куда та отправилась собирать ягоды, третью – с реки, где несчастная полоскала белье. Четвертую девушку схватили возле родительского дома. Силой посадили в сани и зажимали ей рот, чтобы не кричала, пока везли по деревне. В церкви дюжие молодцы держали ее за руки, за ноги и даже за голову, чтобы она не сбросила венец. Пятую…
Игнат не собирался жениться подобным образом, но, так или иначе, зимой по санному следцу и он отправился искать свою суженую. Шесть седмиц скитаний по необъятным просторам Сибири не дали никакого результата. Молодые и пригожие женщины имели мужей, а попадающиеся время от времени вдовы были старыми, морщинистыми, беззубыми, неопрятными.
Наконец ему повезло. В деревне Речкунова он зашел в кабак, чтобы обогреться, перекусить, и столкнулся там с Кузьмой Степановым, которому помог летом надеть колесо на ось.
