Том Шервуд - Адония
– Итак, джентльмены, – демонстративно невесело произнёс Регент, – идём к патеру. Боюсь, что через десять минут мы будем завидовать Николасу.
Дружно, не произнося больше ни слова, вся компания, – и Маленький в том числе, – прошагала к выходу с фехтовального поля. Николас так и остался лежать, нелепо подвернув под себя руку с тускло отсвечивающей шпагой.
Однако, вопреки всем ожиданиям, патер не проявил даже ничтожного недовольства. Пощёлкивая длинной ниткой потемневших от времени чёток, зевнув, он проговорил:
– А ведь казалось, что Николас – хороший боец.
И, помолчав полминуты, добавил:
– Соберитесь в кают-компании вечером, дети мои.
Капитаны, облегчённо переводя дух, удалились. Они были удивлены той бесстрастностью, с которой патер встретил известие о роковом поединке. Но удивление их было бы ещё больше, если бы они ещё на минуту остались в апартаментах настоятеля монастыря. Люпус, отбросив в сторону чётки, быстро ходил, потирая руки, от стены к стене и, едва не постанывая от удовольствия, говорил:
– Ах, не ошибся я в тебе, девочка! Ах, не ошибся!
Чужое имя
О чём говорилось вечером в кают-компании, Адония не знала: она не была приглашена. Но патер, поднявшись к ней вечером, сообщил:
– Капитаны согласились вывесить ещё одну чёрную доску. С твоим именем.
– Доску, на которой отмечается сумма личного взноса в сокровищницу? – Удивлённо спросила девушка. – Но ведь я не добыла для монастыря ни одного пенса!
– Это на сегодняшний день, дочь моя. Но, скажу по секрету, если мы с тобой сумеем воплотить задуманный мною план, то на твоей доске мы напишем цифру, которая будет больше, чем доход капитанов – всех, вместе взятых.
– Что мне предстоит сделать, патер?
– Для начала – поменять имя.
– На какое?
– Выбирай любое из девяти.
Люпус достал из рукава толстый свиток, развязал стягивающую его ленту и, перекладывая листы, стал читать:
– Елизавета, Эстэр, Хлоя…
– Мне нравится имя Эстэр. А кто это?
– Одна из девяти девочек-сирот, которые воспитываются в надёжных семьях или пансионатах.
– Как я?
– В точности – как ты. И все на тебя похожи. Рыжеволосые и синеглазые.
– Я так полагаю, что сделано это было специально?
– Конечно.
– Но для чего?
– Для убедительности. Представь, что один лендлорд, барон Джордж Гаррет, познакомившись с Эстэр, возжелает навести о ней справки. И что узнают доверенные, посланные им порученцы? Что эта девушка – действительно сирота, воспитывалась в весьма строгих правилах, что она имеет синие глаза и рыжие волосы. А так же то, что совсем недавно она возвращена под опеку почтенного настоятеля некоего английского монастыря.
– Так, порученцы узнают и сообщат барону. Что дальше?
– Барон женится на ней.
– Барон Гаррет… женится на мне, в то время как я буду именоваться Эстэр?
– В точности так. И, дочь моя, что из этого следует?
– Что из этого следует? – эхом откликнулась Адония.
– Что пришла пора собираться в дорогу. Все подробности плана я расскажу тебе завтра, в карете. А сейчас, если хочешь, позвони вниз, слугам, и потребуй вставить в свои двери замок. Чтобы во время нашей поездки не думать о покое своих любимых вещей и своей драгоценной картины. А кошку на время отсутствия поручи повару. Думаю, что донна Бэлла в этом случае будет не слишком огорчена.
Утром следующего дня из ворот монастыря медленно выкатили две большие кареты. В одной предназначалось путешествовать Адонии, во второй – патеру. Но в это утро оба они сидели в первой карете. Их разделял дорожный столик, составленный из двух половинок, откинутых от дверец. На столике лежало много бумаг.
Мимо прикрытых тонкими занавесками окон проскакали, уходя в голову кортежа, охранники.
– Запоминай, Эстэр, – проговорил патер, передавая Адонии длинный, склеенный из трёх листов, свиток, – имена и описания людей, среди которых ты все эти годы воспитывалась.
– А что станет с настоящей Эстэр? – поинтересовалась Адония, открывая начало свитка.
– Настоящая Эстэр станет вечной гостьей в нашем монастыре, – многозначительно кивнул Люпус. – Она будет сыта, довольна, окружена развлечениями. Единственным запретом будет неизменное правило – никогда, ни при каких обстоятельствах не покидать этих стен.
– Чтобы барон не узнал, что на самом деле я – не Эстэр?
– Разумеется.
– Как забавно. А что этот барон вообще из себя представляет?
– Маленького роста, довольно гнусный старик. Представь себе Джаддсона, если бы тот стал ниже на голову и прожил ещё, скажем, лет тридцать. Впрочем, скоро ты сможешь хорошенько его рассмотреть.
– И, как я понимаю, смогу позволить ему хорошенько рассмотреть и себя?
– Именно так. Тебе Филипп не рассказывал о том, как он сдавал свой третий экзамен?
– Нет, не рассказывал. Что это был за экзамен?
– Это экзамен на умение притворяться. Ему, например, нужно было притвориться казначеем.
– Мне же предстоит претвориться сироткой, воспитанной в строгих правилах?
– Да. Но не просто сироткой. А очень этикетной, во-первых. И с капелькой дикой крови – во-вторых; с шалой искоркой, сверкающей время от времени в синеве невинного взгляда. Это, дорогая моя Эстэр, не так просто.
– Я постараюсь.
Знакомство
Барон Гаррет был действительно стар. Не так давно он отметил относительно круглую дату: шестьдесят пять лет, и семь последних из них барон прожил весьма бурно. Закат его жизни был наполнен событиями как горестными, так и счастливыми.
К горестным можно было отнести тот факт, что с недавних пор старухе с косой весьма понравилось навещать семью Гарретов. В судьбе барона, словно чётки на ниточке, протянулась цепь событий, отнявших у него всех близких родственников. Рок настигал их, самым причудливым образом меняя свои страшные маски. Сначала до нелепости глупо умер двоюродный брат. Однажды зимой, слегка пьяненький, он встал из-за стола во время затянувшейся до ночи весёлой пирушки. Встал, вышел в метель – полуодетый, на пару минут, по вполне понятному делу. И не вернулся. Всю ночь его разыскивали с факелами, стреляли в воздух, кричали. Нашли только утром, далеко от дома, на краю соседского поля. На его окоченевшем теле не было ни одной раны. Просто упал и замёрз. Что заставило его совершить столь нелепую и трагическую прогулку – никто не знал. Через несколько дней покончил с собой единственный сын покойного. Затем, друг за другом, покинули этот мир уже родные дети барона: сыну ударом копыта в конюшне жеребец размозжил грудь. Ещё более нелепо скончалась дочь: во время мирного и тихого сбора ягод в небольшом лесу на окраине фермы, где стригли баронских овец, она наступила на гнездо ос. Нашли её через полчаса, – лежащую навзничь, распухшую от осиного яда. Неслышно, в одну из ночей, отошла их мать, жена Джорджа Гаррета, – не выдержав удара, а также повинуясь бремени возраста. Прошёл год – и умер племянник жены, во время охоты, в лесу, пожаривший и съевший немного вполне безобидных белых грибов. Похоронив его, барон удручённо заметил, что остался совершенно один.
