Вера Хенриксен - Серебряный молот

— Это Эльвир рассказал тебе об этом?

Она кивнула.

— Он действительно не прихватил с собой ничего ценного! Но у тебя более толстая кожа, чем я думал, раз ты можешь говорить об этом спокойно.

— Жизнь вовсе не прекрасна, — медленно произнесла она. — И либо нужно закрыть глаза и заткнуть уши, отказываясь знать о том, что происходит вокруг, либо научиться принимать жизнь такой, как она есть…

Турир удивленно взглянул на нее. И, собравшись с мыслями, произнес:

— Кое с чем мне придется смириться. И я мало что выиграю, напиваясь до бесчувствия…

Он встал.

— Сигрид, — сказал он, помогая ей подняться, — ты должна пообещать мне вот что: если Эльвир снова изменит тебе или посмеет поднять на тебя руку, ты дашь мне об этом знать! И если тебе когда-нибудь потребуется помощь, я приеду так скоро, как смогу…

И уже подходя к усадьбе, он спросил:

— Что-нибудь слышно о Хьяртане Торкельссоне?

Хьяртан исчез в то утро, когда Турир в прошлый раз приехал с севера.

— Он забрел по ошибке в Хеггвин, — сказала Сигрид. — Накачался пивом, словно бочонок перед Рождеством, и заснул у стены амбара. Утром его обнаружил один из рабов, и Колбейн отослал его обратно в Эгга.

— Кто такой Колбейн?

— Хозяин Хеггвина, брат Гутторма Харальдссона.

— Я не знал, что Гутторм родом из соседней усадьбы.

— Гутторм и Эльвир росли вместе; еще будучи мальчишками, они смешали кровь.

— Теперь мне многое становится ясным, — сказал Турир. — Но что ты думаешь по поводу рассказов Хьяртана о Винланде?

— Эскимосы плодятся как полевки, — ответила Сигрид. — С каждым его рассказом их становится все больше и больше — тех, которых убил Хьяртан.

— Он нашел себе какое-нибудь занятие?

— Эльвир послал его чинить рыбацкие лодки и снасти, и это у него хорошо получалось, хотя его рыбацкие рассказы тоже вскоре стали известны всем. Зато он нашел себе здесь хорошую льночесалку. ..

Впервые за все время пребывания в Эгга Турир засмеялся. И он рассказал Сигрид, каким образом взял Хьяртана на борт в Дублине.

— Та, что была в Дублине, куда хуже этой, — сказала Сигрид. — Эта — служанка средних лет, помешанная на мужчинах и имеющая троих незаконнорожденных детей. Она набрасывается на мужиков, как медведица на скот. Стоило ей только сурово взглянуть на него, как Хьяртан пополз к ней на брюхе, как пристыженный пес.

— Бедный Хьяртан! — сказал Турир. Больше они ни о чем не говорили до самого дома.

Все оставшееся время Турир вел себя тихо, и Эльвиру больше не нужно было следить за тем, чтобы он был умерен в потреблении пива и меда.

Торберга и его рабочих удалось уговорить остаться еще на время, чтобы построить корабль для Турира. Сам ярл Свейн вел с ним переговоры; корабелы же сказали, что больше заработают, отправившись на летние месяцы в поход; у многих из них были к тому же свои усадьбы. Но слова ярла и обещания хорошо заплатить возымели действие.

Турир часто ходил на причал, и между ним и Торбергом постепенно завязалась дружба.

Торбергу нравилось, когда рядом находился Турир; и поскольку Турир был не особенно разговорчив, Торберг рассказывал и пояснял больше обычного. И в конце концов Туриру передалось стремление Торберга к совершенству конструкции — стремление, граничащее с помешательством.

Он строил свои корабли, как скальд слагает свои висы, этот Торберг. Ритм шпангоутов напоминал стихотворный размер, форма деталей — кенинги, и он соединял все это в единое целое, посрамляющее чистотой своих линий не одну скальдическую песнь. И поскольку он каждый раз выдумывал новую форму деталей, все его корабли отличались друг от друга, даже корабли одного типа; все они были индивидуальны, словно живые существа.

Однажды, когда они сидели вдвоем на берегу, Торберг начал рассказывать Туриру о других построенных им кораблях.

Постепенно Турир тоже включился в разговор. В их дружбе не было ничего принудительного: иногда они болтали, иногда сидели молча, не чувствуя никакой необходимости разговаривать.

— Что нашло на тебя в тот раз? — спросил Турир, когда Торберг рассказал ему о знаменитом «Длинном Змее».

— Мастер, строивший этот корабль, имел слабое представление о красоте линий, — сказал Торберг, — и к тому же он был упрям. И Олав Трюгвассон терпеливо, как росомаха, пытался объяснить ему что-то…

— Но зачем, рискуя своей жизнью, ты сказал им, что они ошибаются?

— А ты сам часто рисковал жизнью ради богатства?

— Бывало и такое. Но я искал не только богатство, не меньше значил для меня азарт самой битвы.

— Ты понимаешь, что можно испытывать подобный азарт, строя корабль?

— Да, — ответил Турир. — Я начинаю понимать.

— Богатство, к которому я стремился, заключалось в том, чтобы сделать корабль как можно красивее. И перед глазами у меня стоял контур «Змея», согласно которому я и построил корабль. Глядя на то, как они забивают в обшивку гвозди, я чуть не заболел, и мне пришлось уйти, чтобы не видеть, как они портят драккар. И я пришел туда ночью и сделал зарубки, чтобы показать им, как нужно строить.

— Ты был уверен в себе, — сказал Турир. — Конунг Олав вряд ли предал бы тебя легкой смерти за то, что ты испортил его корабль.

— Я знал, что делаю, — ответил Торберг.

— Да, он явно был доволен, когда драккар был готов, и произвел тебя в корабельные мастера…

Торберг не ответил, но через некоторое время сказал:

— Для какого вида товаров предназначен твой корабль?

Турир стал рассказывать о своих планах, о том, что морская торговля станет в будущем прибыльным делом. Он говорил с большой страстью, и Торберг во все глаза смотрел на него, впервые видя его увлеченным чем-то.

— Я рад тому, — сказал он, когда Турир замолчал, — что мой корабль будет использован в деле, которое тебе по сердцу.

— Твой корабль? — сказал Турир, изумленно взглянув на него. — Корабль считается моим, даже если ты и построил его!

Торберг усмехнулся.

— Разве твой сын становится не твоим, когда ты отдаешь его кормилице? — сказал он.

Турир почувствовал себя так, словно его ударили из-за угла.

Он тут же представил себе маленькое, сморщенное личико, сжатые кулачки — сына, которого дала ему Раннвейг и которого он отослал прочь.

Торберг же неправильно истолковал тень, набежавшую на его лицо.

— Тебе не нравится, что я говорю о своих кораблях? — спросил он.

— Я подумал о другом, — коротко ответил Турир.

Торберг внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал. И тогда Турир сказал:

— У меня есть сын, которого я отослал кормилице, об этом я и подумал.

— У меня самого много таких, — сказал Торберг. — Оса, моя жена, не любит, когда я привожу в дом детей от моих любовниц.