Григорий Кроних - Неуловимые мстители. Конец банды Бурнаша
– Був, – поправил Микола, – да я его рухлядью привалил. За имя ж не угонишься, такие бисовы дыти!
– Молодец, товарищ Остапенко, – похвалила Ксанка. – Значит, действуем, как договорились: ты ловишь только того мальчишку, которого я укажу. Он верткий и крикливый, хоть и шепелявый. Только когда его поймаешь, можешь ловить следующего.
– Да ясно, товарищ Оксана.
Чекисты осторожно пробрались к месту, где прятались беспризорники.
– …а над клестами глоп с покойниском летает!
– Врешь!
– Вот те клест – сам от дядьки Савелия слысал! – забожился рассказчик. – Вдоль довоги мелтвые с косами стоят и… тисина!
– Коля, оратора бери, – шепнула Ксанка.
Остапанко кивнул и шагнул вперед.
– Всем стоять на месте, а то ухи пообрываю!
– Шухер, братва!
– Атас, пацаны!
Беспризорники кинулись к запасному выходу, но, встретив неожиданное препятствие, заметались по помещению. Остапенко кинулся в гущу, а Ксанка старалась держаться ближе к единственному проходу, чтобы не пропустить Кирпича. Часть мальчишек постарше, поняв, что вторая дверь только завалена, стали упорно раскачивать створки. Среди них оказался и Костя. Тут Микола его и настиг. «Ой, пусти, больно!» – попробовал кричать мальчишка, но Остапенко твердо помнил приказ своей юной начальницы и хватку не ослабил. Свободной рукой он прихватил еще одного пацана.
Услышав знакомый голос, Ксанка двинулась на звук, прихватив пару снующих в панике малышей. Видя, что проход освободился, беспризорники гурьбой кинулись к нему, отталкивая друг друга.
– Привет, Кирпич, опять ты нам попался! – сделав удивленные глаза, сказала Ксанка.
– А я опять сбегу! – заявил мальчишка.
– Это мы еще посмотрим, – встряхнул его Остапенко.
– Из детдома сбегу, а в тюльму меня садить не за сто!
– А иностранца кто бил?
– Я не бил, – твердо сказал Кирпич.
– Правильно, ты на шухере стоял, – сказала Ксанка. – Выводи их, Коля.
Некоторое время Кирпич шел, повесив голову, думал.
– Откуда знаесь? – спросил наконец он, глянув исподлобья на Оксану.
– А кто «сухел» кричал? – ехидно спросила Ксанка. – Тебя, в отличие от дружков твоих, даже в темноте опознать можно.
– А се ты длазнися, я вообсе нисего говолить не буду!
– И не надо, у нас свидетель имеется.
– Немес, сто ли? – презрительно спросил Кирпич.
– А откуда знаешь, что он немец? – спросила Ксанка. – Я ведь сказала – иностранец.
Мальчишка прикусил язык и отвернулся. Лучше с легавыми вообще не говорить, хитрые они, как лисы.
– А ты, шкет, – зеленый еще, – словно прочитав его мысли, заметил Остапенко, – подрасти сначала, а потом уж выбирай: в тюрьме сидеть или каким-нибудь хорошим делом заниматься.
– Это пасанов ловить – холосее дело?
– Нет, немцев бить, – отпарировал Микола, но спор с шепелявым, но острым на язык мальчишкой, прекратил.
Пойманных четверых беспризорников посадили в припасенную пролетку и с ветерком доставили по знакомому Кирпичу адресу – на улицу Одесскую в детский дом имени Клары Цеткин. Остапенко караулил мальчишек в приемной, а Ксанка прошла в кабинет к заведующей, забыв закрыть за собой дверь.
– Здравствуйте, Тамара Васильевна. Я опять к вам с пополнением.
– Здравствуй, Оксана. Новенькие?
– Кроме Кирпича всего четверо.
– Четверых не возьму, только Кирпича.
– Но, Тамара Васильевна…
– И слушать ничего не хочу. Ты у себя начальница, а я у себя. Не могу! Нет места.
– Очень нужно.
– Оксаночка, я знаю, но мест нет. Я сколько просила отдать мне правое крыло нашего здания? Пока не будет решения – ни одного воспитанника не приму, – твердо сказала заведующая.
Кирпич победоносно поглядел на своих приятелей: его принимали, а их нет, а кроме того, он знал, как отсюда сбежать, поскольку однажды уже это проделал.
– Решение уже есть, – понизив голос, конфиденциально сказала Ксанка. – Но пока, Тамара Васильевна, губчека держит часть вашего дома в резерве. Всего на два месяца.
– Зачем?
– Через месяц здесь будут чоновцы. Поймите, у нас нет другого помещения.
– Рядом с детьми? – возмутилась Тамара Васильевна. – Неужели тюрьма так переполнена?
– Чоновцы – это не бандиты, а части особого назначения, красноармейцы, понятно?
– А точно решение уже есть? – переспросила подозрительная заведующая.
– Точно.
– Хорошо, Оксана, два месяца мы с детьми потерпим, – согласилась Тамара Васильевна, – но ни днем больше!
– Договорились, – обрадовалась Ксанка. – Принимайте ребят, а я с товарищем Остапенко должна осмотреть помещение под казарму.
– Вот ключ, – сказала Тамара Васильевна, – я от своих сорванцов запираю.
– Думаете, помогает? – улыбнулась Ксанка, кивая в сторону Кирпича.
– Помогает, – строго сказала заведующая, – когда начинают понимать, что ломать замки – это плохо. Заводи ребят.
Остапенко с облегчением сдал мальчишек Тамаре Васильевне. С этой шпаной порой тяжелее приходится, чем с бандитами.
– Разрешите быть свободным, товарищ Ларионова? – козырнул Микола.
– А как же приказ начальника отдела по борьбе с бандитизмом?! – громко спросила Ксанка, закрывая за собой дверь кабинета.
– Но…
– Осмотреть помещение под казарму без разговоров!
– Есть, – сказал Микола, все равно не понимая, о каком это приказе Оксана гутарит.
17
– Господин штабс-капитан! Господин штабс-ка пи тан! – хорунжий влетел в квартиру Овечкина, словно брал ее штурмом.
– Что случилось? – Петр Сергеевич вскочил с кресла, в котором отдыхал после обеда.
– Провал, большевистский агент не приехал! – забыв о субординации, Славкин рухнул на диван.
– Господин хорунжий! – проревел капитан. – Объяснитесь толком!
Георгий Александрович подскочил к Овечкину.
– Поезд прибыл по расписанию, я с тремя помощниками прочесал все вагоны, никого похожего на чекиста с подругой обнаружено не было.
– Черт, – сказал только Петр Сергеевич, застегивая верхнюю пуговицу на кителе, – ничего поручить нельзя, все нужно самому делать. Где ваши люди?
– У подъезда ждут-с.
– Не кривляйтесь, вы же офицер, – поморщился Овечкин. – Список пассажиров вы проверили?
– Так точно, господин капитан. Все на месте, никакого Мещерякова в поезде не было.
– Гостиницы?
– Проверили, никто похожий не появлялся.
– Странно, – пробормотал Петр Сергеевич. – Красные должны были приехать группой. Такой компании нелегко затеряться в дороге…
– Так точно! – крикнул хорунжий, забегая вперед.
– Болван, – сказал Овечкин, проходя в предупредительно распахнутую дверь.
Лица агентов в подъезде выражали преданность и благоговение. Никто в наше время не хочет потерять работу, даже такую.
